— К черту устав караульной службы, — инструктировал их охранник с наглыми глазами, пристреливший собак. — Чуть что — вскинул автомат и дал очередь. Вот и весь устав.
— Но они же штатские, — робко заметил один новоприбывший, — это будет убийством.
Охранник пропустил мимо ушей.
— И ближе десяти метров к себе не подпускайте. Даже если в противогазе.
— Что ж они, взглядом заражают? — серьезно спросил другой солдат.
Охранник хмыкнул.
— Взглядом — не взглядом, а береженого бог бережет.
— Скажешь тоже, — рассмеялся первый солдат. — Вирусы передаются воздушно-капельным путем. И никак иначе. Может, нам еще химзащиту надеть вдобавок к противогазам? Чтобы выглядеть как средневековые врачи в зачумленных городах — в носатых масках и долгополых балахонах?
— До хрена умный, ну-ну. — Охранник сплюнул. — Мое дело предупредить.
Солдаты привезли с собой мощные прожекторы. Их установили на вышках, и короткими летними ночами лагерь бороздили светлые пятна, выхватывая из темноты фигуры лунатиков. Но этого показалось мало. Часовым у забора раздали фонарики, которые те, повесив на грудь, не выключали всю ночь. Разрезая серую мглу, они ослепляли приближавшихся сомнамбул, и солдат успевал, вскинув автомат, дать в воздух очередь. Выстрелы раздавались так часто, что сменявшиеся на дежурстве солдаты, привыкнув к ним, продолжали спать в казарме. В качестве средств безопасности сомнамбулам, как прокаженным, раздали колокольчики. Их обязали закрепить на одежде. В случае их отсутствия лишали пищи, а при приближении стреляли на поражение. Но сомнамбулам было трудно связать одно с другим, поэтому ночь лишь изредка разрезал звон колокольчика, и от этой идеи пришлось вскоре отказаться.
Лето было в разгаре, только-только сошел на нет полярный день. По тундре лениво бродили стада рыжевато-коричневых оленей, а сытые волки провожали их ленивыми взглядами. Сомнамбул в лагере становилось все больше. Выбравшись из домов, они лежали на разогретых солнцем валунах, располагались в их тени, а молодые пары тут же на песке не стеснялись заниматься любовью. А почему нет? Это дело привычки. Они охали, стонали, совершая заученные, доведенные до автоматизма движения — поглощенные собой среди таких же аутистов, занятых созерцанием собственных снов. Все вокруг им было безразлично. И только поглядывавшего на них изредка учителя это наталкивало на размышления. Он думал, что сон не убивает полового влечения, с чем безусловно согласится любой мужчина, испытывавший утреннюю эрекцию, во сне можно заниматься сексом, как и рожать, а значит, популяция сомнамбул имеет возможность воспроизводиться. С точки зрения дарвинизма, этот подвид гомо сапиенса вполне жизнеспособен, имея все шансы дать новый побег на древе эволюции. Существуют же ленивцы, те еще сони, да и кошачьи три четверти жизни проводят во сне. Да, сомнамбулы могут занять свою экологическую нишу, если только их не уничтожат. А к этому все идет. Учитель стыдливо отрывал взгляд от молодых пар, переводя его на бесцельно круживших по берегу сомнамбул, которые передвигались ощупью, часто на четвереньках, но большинство, словно караул без оружия, странно вышагивали взад-вперед. На плечи им то и дело садились крикливые чайки, продолжавшие махать крыльями, слетая вбок через несколько шагов. Случалось, лунатики натыкались друг на друга, обхватив руками, как борцы, вместе падали, но, сцепившись, лежали недолго. Пребывая каждый в своем сне, они быстро, как только могут сомнамбулы, поднимались и расходились. Каждый шел по берегу своей дорогой, как и в собственном сне. Тут они не отличались от полноценных членов общества, которыми являлись в прошлом, пока еще не были больны. И тогда, совершая привычные действия, они жили внутри себя, каждый в своей капсуле, а во сне оставались наедине с собой.