— Живые мертвецы, — наблюдая за ними, вздохнул священник. — Рабы божьи, чистые души, но мертвецы, как это ни прискорбно.
— Мертвецы? — неожиданно вскинулся учитель, гревшийся рядом на солнце. — А может, это мы живые трупы? Может, у них сильно развито воображение, которое не дает им покоя? Как у писателей или художников. А мы просто серые посредственности?
— Ну вы сравнили! Скажите еще, что они пребывают в параллельной реальности.
— А почему нет?
— Ну да, как наркоманы. Расширенное сознание и все такое. Знаем, навидались, таких много потом в церковь приходит.
Учитель сжал губы.
— А я вам говорю, дело в развитом воображении.
— Воспаленном, разве что. Посмотрите на этих несчастных, потерявших разум и сам человеческий облик. Ну какие они художники? Сами-то верите в этот бред?
Учитель отвернулся.
— Странно все-таки слышать подобное от святого отца.
— Да какой из меня святой отец! — с неожиданной горечью воскликнул священник. — Вы правильно заметили, нет у меня к ним ни жалости, ни сострадания. Раньше были, я даже рясу для них изрезал. А сейчас остался один только страх за себя. Все во мне лагерь перевернул, всю душу.
— Так зачем вы сюда пришли?
— Понимаю, из гордыни. Думал, пастырь, первый среди равных, значит, выдержу. — Он махнул рукой. — И за это мне перед Богом отвечать. — Учитель открыл было рот, но промолчал. — А еще хотел перед Богом выслужиться, мол, вот какой я герой, ничего не побоюсь, все сделаю в Его славу. А Богу служить надо, а не выслуживаться, он ведь и сам все видит. А теперь и мне глаза открылись — какой из меня священник. Если выберемся отсюда, уйду в мир, это я твердо решил. Буду воду таскать и за скотиной убираться, раз на большее не способен.
— Не будете, святой отец, мы отсюда не выберемся.
Священник уставился в морскую даль.
— А может и так. Вы к этому готовы?
— Готов.
— Ну, тогда мне просто грех ныть. — Священник усмехнулся в свою клочковатую бороду. — Пойдемте в дом, мне прихожане целую корзину снеди прислали.
Учитель легко поднялся на ноги, словно доказывая себе, что он парень хоть куда и еще на многое способен. Утверждая, что готов к худшему, он лукавил. Каждое утро, просыпаясь, он долго не открывал глаза, прислушиваясь к себе, искал признаки болезни. Вставать он не торопился, идти все равно было некуда, к тому же он долго не мог найти в себе силы посмотреть на часы. Сколько он спал? Он старался определить время по бившему в окно солнцу, потом, досчитав до десяти, резко поворачивался и с колотившемся сердцем уставлялся на будильник. Нет, как всегда восемь часов. Он спал так всю жизнь. Значит, ничего не поменялось. Судьба подарила ему еще день. Целый день! Жить, жить! Даже в лагере, даже среди сомнамбул. Сбросив одеяло, учитель рывком вскакивал на ноги. Священник к этому времени обычно уже возился около дома, готовя завтрак, или развешивал на веревке выстиранное в океане белье.