– Ба! Де! Это мы, в гости! – крикнула я.
За дверью зарычал Де, словно медведь, которого разбудили от спячки.
– Идите на кухню! – крикнула я, хотя это не срабатывало. Мои любимые зомби! Я всегда любила честность.
Мы влезли по приставной лестнице на второй этаж, проскользнули по моей комнате, подошли к ступеням на первый этаж.
Де появился медленно, волоча за собой любимую биту из гикори. Косматый, высокий, он посмотрел на Бенна и сказал:
– Ээээ!
– Я же свой! Я же Курчавый Бенн, как вы меня называли!
– Эээ? – послышался из кухни голос Ба.
– Ба, это мы! Принесли еду!
– Эээ, – ответил Де и попытался подняться к нам. Он оступился на третьей ступеньке, его зашатало, словно на корабле во время бури. Теории разные, почему у зомби такое резкое головокружение, почему речь атрофируется, еще много разных "почему"…
Деда спасла цепь, обвязанная вокруг груди, как будто крестообразная повязка.
Из кухни выползла Ба: в любимых платье и кофте, с такой же предохранительной цепью. Она протянула к нам пальцы, будто острые ветки.
– Эээ!
– Извините, – сказала я, – Бенн, тяни их к столу.
Он начал крутить лебедку, и система заработала. Цепи натянулись, и Де с Ба потащились к столу в кухне. Бенни запыхтел, но все же дотянул их до последнего, заставляя сесть. Поставил на блокиратор.
– Фух, сегодня что-то сильно сопротивлялись.
Я смахнула слезу. Эту систему придумал и создал Де, когда начался конец.
На кухню я зашла с улыбкой. Защебетала птичкой, закрутилась, как детская заводная игрушка. Смахнула пыль, включила газовый баллон, налила воду из пластиковой бутылки в кастрюлю…
– Сейчас-сейчас, Ба, как ты и учила, открываю банку помидоров, теперь, Бенни, давай мне мякоть арбуза, да-да, семечки убирай!
– Я стараюсь, – ответил Бенни. Все же он побаивался Де. Или биты в его руках?
– Ба, Де, Бенни хороший, только медлительный! Честно, – тараторила я, стараясь не заплакать.
Такая знакомая кухня! Я тут провела половину детства!
– Я все слышу!
– Тихо, – сказала я ему, – теперь через сито мякоть. Ага, на огонь, Ба, на медленный, помню… Теперь перец…
– Эээ, – сказала Ба.
– Помню, помню, на верхней полке… Так, чили, молотый кайенский и чуток соуса табаско…
Вечер принес прохладу и темноту. Я разлила по глубоким тарелкам суп, подогрела на сковородке пирожки с мясом и базиликом.
– Кушайте, а мы в моей комнате побудем, – сказала я.
Мы поднялись наверх, сели на кровать. Заработал старый телевизор, а я полезла в шкаф.
– Смотри, кеды. Мамины. Они все хранят, с любовью, – сказала я, удивленная находкой.
Надела. Впору.
Закат.
– Не люблю смотреть, как они сейчас едят. Все разливается, пьют из тарелок, хватают руками, – печально сказала я, – как… зомби.