И заплакала. Бенни меня обнял:
– Все будет хорошо. Это болезнь, и скоро она отступит, они восстановятся…
Красная клетчатая рубашка нырнула в раскрытое окно.
– Попались, твари! – просипел он.
Я закричала, а Рубашечник резко ударил обухом топора по кучерявой голове Бенни. Следующий удар – мне в живот, и я упала ничком.
– Мне повезло, что я вас второй раз возле магазина вычислил, уродливые любители зомби, ничего, сейчас ты, шлюшка, получишь настоящего мужчину.
Он дернул меня за волосы, рванул футболку, схватил за грудь. Бенни лежал без сознания.
– Стой, я сама, – сказала спокойно. Медленно, виляя бедрами стащила шорты и резко кинула ему в лицо.
Ланью перескочила через кровать, он ринулся за мной, но родной дом помогал. Я успела выбежать на лестницу, с перепугу рванула лебедку…
– Шлюха малолетняя!
Худой, с бородой и вонючий. Не зомби, здоровый человек.
Я полетела вниз по лестнице.
– Не уйдешь, отымею, как шлюху, – просипел Рубашечник.
Бенни ударил его сильно, как учили на боксе. Сзади, со всей силы, по почкам. Тут же пригнулся от кругового удара топором, зарядил еще по брюху. Рубашечник покатился прямо на меня, упал сверху, придавил, схватил за ногу.
– Сейчас я ей голову…
– Эээ! – проревел Де. Ему никогда не нравилось, если меня обижали. Причем в собственном доме.
Он стоял в проеме кухни с неизменной битой.
– Эээ! – грозно сказала Ба.
– Чё? – спросил Рубашечник и бита опустилась ему на голову.
И еще разок. И еще.
Вечер замедлился. Подшаркала Ба и пнула ногой тело.
– Э? – спросил Де.
– Э! – ответила Ба.
– Эгэ, – ответил Де.
Ба нагнулась, провела пальцами по моим волосам. Де махнул Бенни битой и оставил её у стены. Подарил.
Они повернулись и медленно пошлепали за стол, доедать холодный арбузный суп.
Кирилл Ахундов
г. Баку
Пенсионер Мстислав Константинович Рун жил в однокомнатной квартире на первом этаже десятиэтажного кирпичного дома. Он был невысок, бледен, морщинист и застенчив. Соседи считали его домоседом и букой. При редких встречах они вежливо здоровались и равнодушно интересовались самочувствием старичка.
Одни считали его мичманом в отставке, другие почему-то видели бывшего мастера цементного завода. А некоторые отзывались о нем совсем пренебрежительно: «Ну, этот… старпер с первого». И только бабка Самсоновна из третьего подъезда при виде тихо бредущего Руна шипела и плевалась. Вредная Самсоновна с клюкой, бывшая проректор иняза.
Рун всячески одобрял широкое расхождение во мнениях о своей персоне и старался производить впечатление скучного мухомора. Родственников он не имел, друзьями не обзавелся. В домино не играл, пиво не уважал, завсегдатаем местных аптек не являлся.