Все чаще и чаще стали встречаться айсберги, порою достигавшие еще больших размеров. Становилось холодно, термометр уже не подымался выше +2° С. Все более мрачнел горизонт. По-прежнему встречалось много китов и птиц.
В морозное пасмурное утро 22 декабря вдруг прояснило. Моряки увидели неизвестный остров. Мрачный, весь покрытый снегом и льдом островок, как выяснилось позже, принадлежал к группе Южных Сандвичевых островов. Его назвали островом лейтенанта Лескова. На Другой день увидели еще два неизвестных острова: им присвоили имена Завадовского и Торсона2. Вся же группа в честь морского министра была названа островами маркиза де Траверсе. [2 Остров Торсона после восстания декабристов, в котором участвовал Торсон, был переименован в остров Высокий].
Остров Завадовского очень заинтересовал моряков. Здесь действовал вулкан, «из жерла которого беспрерывно поднимались густые смрадные пары». «Может быть, - замечает Новосильский, - по временам огнедышащая гора извергала пламя, и потоки лавы текли по крутым ее ребрам, только не было разумного существа, которое могло бы видеть и понимать это величественное явление1»
Высадиться на остров было очень заманчиво, но рискованно. Спустили шестерку. В нее прыгнули мичманы Новосильский, Куприянов и лейтенант Обернибесов. Дул свежий ветер, и «страшный бурун ходил по камням, которыми окружен берег». Ныряя в ярко-зеленых волнах, моряки долго не знали, где им высадиться. Наконец нашли небольшую спокойную бухточку.
Прежде всего было решено подняться на вулкан. Взбирались долго, тяжело дыша, перелезая с камня на камень. Когда были почти у цели, мичман Новосильский едва не погиб. Смерзшийся снег, задернувший глубокую впадину, вдруг обрушился, и Новосильский полетел в пропасть. К счастью, ему удалось ухватиться за каменный выступ, но левая рука соскользнула, и он повис на одной правой. «Еще одна секунда, - вспоминал Новосильский, - и я должен был лететь в пропасть, перерезанную острыми камнями, на дне которой кипел страшный бурун, ни помощи, ни спасения ожидать было неоткуда…» В глазах потемнело, все было кончено… Выручили подоспевшие матросы. Один из них, Петунин, «избавитель мой», как назвал его Новосильский, ловко бросил конец веревки. Судорожно, налету схватил его Новосильский. Общими усилиями его вытянули на поверхность.
Не успел Новосильский оправиться от тяжелых переживаний, как перед ним неожиданно развернулось сказочное зрелище. «Пространная равнина, на краю которой мы теперь стояли, была покрыта без преувеличения миллионами пингвинов; их хриплый крик, соединяясь с шумом воды, разбивающейся о прибрежные камни, произвел на меня, так чудесно в эту минуту спасенного, неизъяснимое, никогда неизгладимое впечатление. Я был в каком-то новом чудном свете; для меня. Начиналась как будто новая жизнь!»