Дар смерти (начало) (Голунова) - страница 14

… Мне с ней было легко при жизни, и она не мучила даже смертью. После инсульта люди живут годами, кто-то плохо говорит и двигается, обременяя родню. Так сгореть в течение трех дней могла только она. А теперь я стою и смотрю на ее лицо, такое светлое и прекрасное. Внутри пустота. Теперь я совсем одна…

Я смотрела на пожелтевшие листки бумаги, лежавшие на столе. Даже не могу описать ощущения, исходившие из глубины души. Моя любимая бабуленька, единственная и самая лучшая на всей земле. Моя поддержка и опора, мой воздух и моя жизнь. Умеешь удивить. Я и не думала, что все эти годы ты собирала эти бумажки. Две пачки листков – цена материнской и отцовской любви, квитанции о переводе алиментов обоих.

Бабушкины большие и теплые руки нежно легли на плечи. Ее щека прижалась к моей. Я ощутила аромат ее пудры и духов. «Не грусти, доченька, все наладится, – проговорила она. – Ты просто должна знать, как бывает в жизни, а это цена любви твоих родителей».

Я закрыла глаза. Уже не первый год мы жили вдвоем. Мои интеллигентные родители, имеющие по два высших образования, очень быстро устроили свою личную жизнь и избавились от меня. Всегда удивлялась, почему я, единственный ребенок в семье, воспитанная, не кривая, не хромая, хорошо учившаяся девочка, вдруг оказалась не нужна никому. Эгоизм и себялюбие – вот символ таких семей, а еще понятие двуличия. Когда для людей все нежны, ласковы и внимательны. Готовы помочь каждому и подставить плечо! А приходя домой, сбрасывают свою личину, как змея сбрасывает свою кожу. Только змеи делают это в сезон, а такие люди ежедневно. Ненависть, отсутствие любви, бесконечные разбирательства и недовольство друг другом, ссоры и скандалы. Это то, что окружало меня всегда.

Я открыла глаза, поцеловала ее нежную руку. Бабуль, я обещаю тебе, всегда буду очень любить своих детей. Мы обе засмеялись, и мир показался не таким пустым и жестоким…

Как много ты дала мне в этой жизни! Я годами проматываю в голове все события, которые проживала с тобой. Твои слова и действия. Все имело свой смысл. Ты как будто чувствовала, что уйдешь рано и я буду еще совсем молодой, сопливой и несостоявшейся. Ты давала мне то, что не давал мне никто в этой жизни. Твоя забота была безграничной. Всю жизнь вспоминаю урывками разные ситуации. Мне хочется есть, а уже двенадцатый час ночи и все спят, а ты встаешь, идешь и греешь мне еду. Моя мать не сделала бы этого никогда. Она всегда говорила, что после шести есть не нужно. Ей просто не хотелось возиться со мной. Я часто вспоминаю дачу, где я не так усердно и без желания помогала тебе. Полола, поливала, возилась с земляникой. Зато, когда я выросла, у меня появилась семья и дети, я лихорадочно вспоминала, как нужно обрабатывать эту ягоду. Была безумно счастлива, что ты подробно объясняла мне, как это делать. В результате моя ягода была самой большой и самой вкусной. Учила, как нужно готовить. Жаль, что в тот период времени у меня не было большого желания впитывать твои уроки, но с годами я поняла, как это необходимо. Ты учила меня, жена генерала, что мужчина не должен стирать и гладить. Ты всегда говорила: «Если твой мужчина погладит или постирает себе сам, можешь отрубить себе руки по плечи». Ты не была мягкой, пожалуй, ты была даже суровой, но твои уроки приносят в жизни свои плоды. Я получила колоссальное количество нежности и заботы от тебя. Это дало возможность раскрыться моим материнским чувствам и дать тепло своим детям. Ты была очень маленькой, но очень полненькой. Я с детства помню запах твоего тела. Как я ребенком утыкалась носом в твой большой живот, ложась к тебе под бочок, и слушала сказку про муравья. На протяжении всего моего детства он все нес соломинку в свой муравейник, детство прошло, а муравей так и продолжал работать. Самое смешное, что эта сказка как некая аллегория. Может, это просто объяснение меня и моей сути. Я, как тот муравей, пашу всю жизнь, тащу свою соломинку, а конца работы все не видно.