— Чего же ты, дед Охон, стоишь здесь, снимай зипун и проходи. Ты тоже, наверно, промерз до костей.
— Пожалуй, сперва надо разуться, а то как бы я не наследил.
— Не беда, — возразила Марья. — У нас в избе не так уж чисто. Приходится держать свинью... Сейчас сварю вам горяченького, сразу согреетесь.
Она поспешила в сени, принесла кусок мерзлого мяса, порубила его топором и велела Фиме почистить картофель.
Дед Охон с Иважем залезли погреться на печь. Иваж протянул ноги и не сразу сообразил, во что он уперся. Что-то мягкое и теплое выскользнуло у него из-под пог. Большая пушистая кошка сидела на лавке, стало быть, не она. Иваж пошарил по углам. В темноте кто-то полез дальше за трубу. Иваж хотел его схватить, но не успел, тот с грохотом вывалился в предпечье, где Фима чистила картофель.
— Вай, мама, Степа из-за трубы полетел ко мне на лавку! — воскликнула она.
Марья подбежала к ним.
— Наш Степа то и дело катается, как пустая кадка, — сказала она. — Больно ушибся, сыночек?
— Вава, — прошептал Степа и показал себе на лоб.
— Откуда взялся этот Степа, — пошутил Иваж. — Не в капусте отыскали?
Степа спрятался за Фиму.
— Не бойся, сынок, это твой старший брат, — сказала Марья, подняв зажженную лучину к лицу Иважа. — Посмотри на него, видишь, какой большой стал.
Но Степа уткнулся лицом в Фиму и зажмурил глаза. Сестра хотела его вытащить на свет, но он поднял такой крик, что пришлось отступиться.
— Ладно, оставь его, привыкнет, не будет бояться, — сказал Иваж и растянулся на печи.
— А где же Дмитрий? — спросил с печки дед Охон.
— Лес возит, — сказала Марья. — К крещению обещал приехать, да вот что-то нет его.
— Приедет, куда денется, — заверил старик. — Дмитрий не как мы, на лошади ездит...
Пока дед Охон с Иважем отогревались, подоспел и мясной картофельный суп, сдобренный поджаренным на сале луком. Фима на радостях приладила в светце две лучины. Они осветили все углы в избе. Гостей Марья обула в свои валенки и Дмитриевы опорки, чтобы те не ходили босиком по холодному полу. Старик с годами почти не изменился, все такой же седой, с красной лысиной. Иваж же за это время вытянулся, возмужал. Руки у него стали крупнее, огрубели, на пальцах и ладонях появилось несколько шрамов — следы порезов плотницким инструментом.
— Где же мой маленький братец? — спросил Иваж. — Фима, приведи его, я посажу рядом с собой.
Снова повторилась прежняя история. Степа залез в предпечье под лавку и поднял неистовый крик. Вытянуть оттуда его смогла лишь мать. Она посадила его к себе на колени. Степа сидел, отвернувшись от всех. Он повернул голову к столу, лишь когда дед Охон вынул из своей дорожной сумки пряничного коня и сказал в раздумье: