— Кому же теперь его отдать? Мы с Иважем не рассчитывали на братца, покупали для Фимы...
— Фима — большая девочка, не обидится, отдай пряник Степе, — сказала Марья.
— Да стоит ли ему отдавать, он говорить-то не умеет и нас боится? — поддразнил Иваж.
А Степа так впился взглядом в пряничного коня, что забыл и свой страх.
— Вава! — воскликнул он и протянул руки.
Обрадовавшись гостинцу, он ничего не ел и вскоре слез с колен матери, примостился на полу поближе к свету и стал внимательно разглядывать красивую игрушку. У пряничного коня голова и ноги окрашены в зеленый цвет, туловище — в красный. Седок на нем — тоже зеленый. От него исходит какой-то манящий вкусный запах, но Степа преодолел искушение попробовать его на вкус.
Поужинав, старик стал рассказывать, где они побывали. Ходили под самый Казань-город, нанимались столярничать, плотничать, работали на постройке церкви. Осенью вернулись в Алатырь. Зиму хотели провести в монастыре, но дед Охон поссорился с настоятелем, и их прогнали. Пошли в другой монастырь — женский. Его, старика, приняли бы, но без Иважа. Да и Иваж стал проситься домой, соскучился за три года.
— Чего же им, монашкам-то, бояться ребенка? — спросила Марья.
— Самих себя они боятся, а не ребенка, — усмехнулся дед Охон и вынул порядком почерневшую за это время большую трубку. Он раскурил ее и сказал:
— Если что, пойду в тот монастырь, одного меня примут... Все равно где провести зиму.
— Никуда не ходи, оставайся до весны у нас. Картошка есть, и хлеба кусок найдется, — решила Марья.
— Вот что скажет Дмитрий, — тихо молвил старик.
— И Дмитрий скажет то же.
Марья заметила, что дети за столом дремлют, особенно — Иваж. У Степы хотя и слипались глаза, пряничного коня он держал крепко, прижав к груди. Марья поправила на полатях постель, уложила Степу и велела туда же лезть Фиме.
— Я тоже лягу с маленьким братцем, — сказал Иваж и показал взглядом на полати.
Фима обрадовалась:
— Ложись, Иваж, со мной! Не хочу я спать со Степой, коли он такой.
Она все-таки обиделась на него из-за пряничного коня.
— Иваж ляжет на печи, с дедом Охоном, — распорядилась Марья.
Уложив детей и деда Охона, Марья сняла со светца лучину, загасила ее и положила на шесток. Постелила себе на конике, разделась, забралась под одеяло и с удовольствием вытянулась на тюфяке, набитом соломой, теперь порядком поистертой. «Как-нибудь надо сменить, набить свежую... — подумала она, безмерно довольная, что Иваж вернулся. Ее радость омрачало лишь отсутствие мужа. Почему сегодня он не приехал домой? Что с ним?