12 июля 1942 года Франц Гальдер высокомерно заметил в своем дневнике: «Жалобы войск частично оправданы, а частично объясняются их избалованностью в прежних кампаниях». Но это что подразумевать под избалованностью – многие гитлеровские полководцы также не являлись образцом воинской доблести, коими они предстают в собственных мемуарах. Взять, к примеру, самого известного из них – покорителя Севастополя генерал-фельдмаршала Манштейна. Немецкий офицер Бруно Винцер, служивший в тридцатых годах под командой Манштейна, вспоминал: «Нам импонировало, что в каждом походе он носил точно такую же каску, как и мы, солдаты. Это было непривычно, и мы были довольны, что он подвергает себя таким же испытаниям, какие выпадают на долю воинской части, ему подчиненной». Далее Винцер пишет о том, как он зашел к денщику Манштейна: «Я заметил каску обожаемого нами командира батальона. Шутки ради или из озорства я вздумал надеть эту каску, но едва не выронил ее в испуге из рук. Она была сделана из папье-маше, легка, как перышко, но выкрашена под цвет настоящей каски. Я был глубоко разочарован. Когда у нас на солнцепеке прямо-таки плавились мозги под касками, головной убор господина фон Манштейна служил ему защитой от зноя, подобно тропическому шлему» (26).
Но подловатость высших чинов, которые, сколотив заговор, едва не растерзали своего фюрера, когда тот начал терпеть поражения, изрядно компенсировалась высочайшим воинским духом рядовых и младших офицеров национал-социалистической армии. Виктор Клемперер ехидничает: «Я специально выписал тогда одну фронтовую сводку: на предложение русских сдаться, говорилось в ней, солдаты на передовой хором ответили отказом, подтверждая непоколебимую верность Гитлеру и своему долгу» (27). Конечно, хоровой отказ это что-то новое в истории переговоров, но и советские источники констатируют высокие боевые качества солдат вермахта: «В описании немецких действий, которое дало командование партизанской бригады Охотина, чувствуется уважение к тому грозному противнику, каким был вермахт: не было ни одного случая, чтобы противник не принял навязываемый ему бой. Даже нарвавшись на партизанскую засаду, никогда не бежал в панике, а, с боем отходя, забирал своих убитых, раненых и оружие. В таких случаях противник с потерями не считался, но своих убитых и раненых не оставлял» (28).
Однако ярость советского народа вздымалась воистину, словно волна, уничтожая захватчиков беспощадно и жестоко, повергая в ужас врага: «Русский десант высадился в гавани Феодосии. После захвата города русские повыбрасывали раненых из местного госпиталя на улицу, а затем облили их водой. Я всегда слушал подобные истории с большим недоверием. Было известно, что у «других» (т. е. истинных нацистов –