Деление на ночь (Аросев, Кремчуков) - страница 106

Но кое на что их байки меня натолкнули.

Найти себя заново, сказала Елена. Приносил вещи из снов, сказала Вера.

И что важно – обе говорили весьма неуверенно. Сомневаясь. Можно ли имитировать такое сомнение? Вряд ли. Думаю, тут они не соврали. Хотя бы тут.

Но почему они сомневаются? Потому что они не знают Алексея. С одной он прожил сколько-то лет, с другой нежно переписывался и, судя по всему, неплохо провёл десять дней в Петербурге. Но ни одной, ни другой это не помогло. Они его не поняли. Не хотели, не могли – вопрос второстепенный, но факт: не поняли. А я понял. Не полностью, но хоть как-то.

Поэтому их версии, даже если я решу, что они не врут, отражают лишь одну часть души пропавшего. Одну грань. Из огромного количества. Девушки рассуждают предельно линейно. Рыжая, по крайней мере, точно так. Она с минимумом оснований приняла на веру (на веру!), что Алёша как личность – так-сяк-наперекосяк, и устойчиво продвигает свою гипотезу везде, где может. Ну и раз он весь из себя «такой никакой», то логично, с её точки зрения, что он хотел это поменять. А вдруг он, да, был вполне заурядным человеком, но не фатально, и совершенно не хотел меняться? Или хотел, но немного, как и все мы? Я вот немного похудеть не против, но что с того?

Почему мы вообще думаем, что человека можно описать одним качеством? Вот мы решаем, что человек таков. А если он не таков, значит, сяков. Сужаем всё до крайности. Но бинарная система давно показала свою несостоятельность, как написал поэт.

Или вот – приносил вещи из снов. Что за чепуха? Хорошо, допустим, рупь дурацкий и книжка. Я вполне могу допустить, что всё это правда. Но почему Вера, зная, что Алёша пропал, рассказала мне именно о них, о рубле и книжке? Да, конечно, потому что её поразило до глубин селезёнки, как Алёша их «нашёл». Но о других-то вещах – важных! – она не упомянула. А ведь они есть. Да, я приехал в Смоленск для того, чтобы её послушать и посмотреть на неё. Её слова мне были важны, но не первостепенно. Но она-то не знала моего плана. И вот, беседуя с человеком, который, так или иначе, занимается пропажей её бывшего любовника, она мелет чушь про рубль. Вместо того чтобы вспомнить как можно больше фактуры – что за людей он упоминал, в какой квартире жил, о чём писал ей в самый последний раз – она упомянула вещи из снов. Тоже линейность мышления. А то и просто-напросто узость.

Ух, как я зол!

Конечно, я могу все вопросы ей задать в переписке. И Елену снова провентилировать. Но существенно то, о чём они говорят без дополнительных понуканий, более-менее непосредственно. Всё это очень печально, господа.