Деление на ночь (Аросев, Кремчуков) - страница 116

Тогда, в Сочи, я пожалел, что так и не купил себе смартфон – товарищи мои, люди отнюдь не молодые, рассказывали о всяких мессенджерах (и показывали!), благодаря которым расстояния превращались в ничто. Надо было бы всё-таки купить аппарат посовременнее и освоить его, решил я. И Алёшка ведь предлагал не один раз – а я всё отмахивался…

Во время одного из деловых обедов в «Розе Хуторе» нас представили лысоватому мужику, сидевшему на неприметном, совершенно не главенствующем месте за столом. «Знакомьтесь, это Анатолий Эдуардович, хозяин», – сказали они. «Хозяин чего?» – полюбопытствовал кто-то из нас, но не я. «Судеб», – подмигнул сам мужик, преобразившись, – улыбка его оказалась вполне приятной.

Хозяин судеб. Да если и судьбы – одной. Возможно ли такое? Подумалось мне тогда.

И сразу же вспомнилась фраза из сериала «Мастер и Маргарита» – дело, дескать, не в том, что человек смертен, а в том, что он неожиданно смертен. Саму книгу я так прочитать и не удосужился – в восьмидесятых было не до того, а потом уже как-то и не хотелось. Но фильм посмотрел. Да, неожиданная смерть – дело такое. Я же тоже могу склеить ласты, причём по любой причине, вот прямо здесь, в Сочах этих, хотя ничто не предвещает. Склею – и даже понять того не успею.

Но ведь и сам человек может решить судьбу свою.

«Эта секунда решила его участь» – классику, в отличие от всяких прочих, я прочесть и запомнить успел.

Получается, у жизни два хозяина: случай и сам человек. Двоевластие. И если с личным решением человека завязать со своей жизнью всё более-менее понятно, то что включается в понятие случая? Ну да, любое несчастье. А теракт – который по сути своей убийство? Решение-то принимает другой человек. Наверное, всё-таки теракт можно назвать случаем, потому что жертва не принимает участия в том самом решении. Объект-субъект, всё как всегда.

Интересно, какое влияние на судьбы оказывает Анатолий Эдуардович.

И тут подумалось: а вдруг мы решаем жизни других не прямо, а косвенно? Лично я точно никогда никого не приказывал ни убивать, ни калечить, ни сажать, ни запугивать. Много в чём придётся раскаяться, много за что надо будет держать ответ, но в таком не повинен. Но кто его знает – увольнять-то доводилось. И кричать-распекать. Порой не совсем и по делу… Кто как реагировал – загадка. Особенно в советские времена, когда никаких отношений с людьми вне работы не могло быть. Я его уволил – а он пришёл домой и помер, как чеховский Червяков. И вроде как не убивал я его, а в итоге убил. И не узнал об этом.

Алина.

Её имя возникло само.