– Да.
– Хорошо, я на вас и тогда зла не держал, а сейчас и подавно.
– Спасибо, Борис Павлович!
– Ценю вашу искренность, но, простите, мне очень хочется спать.
– Да-да, конечно! Но разрешите ещё пару слов только?
– Слушаю.
Белкин мгновенно вспомнил комиссара Коломбо из теледетектива, который, вроде как поговорив с предполагаемым убийцей и попрощавшись с ним, постоянно возвращался к нему ещё с каким-нибудь уточнением, сознательно доводя преступника до исступления.
– Вот я третьего дня стишок набросал. Хотел написать про друга своего, Дениса Васильевича. Я и имя ему подобрал, ну, для стихотворения, чтобы впрямую не говорить о Денисе – назвал я его Иваном Данцигером. Но меня, представьте, повело в сторону, и стишок вышел ну идеально обо мне самом. И вот я читаю свой мадригал про Ивана Данцигера – и вижу в нём Александра Фигнера.
– И что?
– Более того, мне стало явственнейшим образом казаться, что Данцигер – это я. И такое меня наваждение охватило, что я даже усомнился, а Фигнер ли моя фамилия и Александр ли – имя. Сумасшествие такое лёгкое. Недолгое. Оно прошло. Но вдруг бы не прошло?
– А дальше?
– А дальше – доброй ночи, Борис Павлович, спокойных снов! Простите меня ещё раз!
И Фигнер мгновенно отключился.
А Белкин от разочарования в себе, от неспособности понять ситуацию, в которую угодил по своей воле, отложил телефон и заснул меньше чем через секунду – так быстро он не засыпал никогда в жизни. И приснилась ему Полина Баранчук, обнимающая его и трогающая там, где нельзя, приговаривающая что-то ласковое, шелестящее, но неразличимое. Белкин потерянно жался к ней, не в силах преодолеть вожделение, но и виновато вспоминая Лину – почему Лину, кто такая Лина? «Иди ко мне, ни о чём не думай, мой ребёночек, мой маленький малыш, – сквозь тьму прорезался родной голос Полины, – я с тобой, не беспокойся, я тебя люблю и твою бедную головушку тоже, ты мне нужен, иди ко мне, мой ребёночек». Она повторяла это на разные лады, обнимая и трогая, однозначно указывая на их родство.
«Почему ребёночек?», – спросил себя Белкин утром. И кого воплощала в том сне Полина Баранчук, его подростковая любовь с медовой кожей и грязными пятками? Кого?..
…Проснувшись в хорошем состоянии и настроении, упросил Елену приехать, с колоссальной радостью осознав, что на дворе воскресенье, а значит, идти никуда не надо. Елена покапризничала (ей от Доблести до Купчино, конечно, крайне далеко и неудобно), но согласилась. Они, не притрагиваясь друг к другу, стали пить чай, болтая о всякой ерунде.
– Ты рассказал Воловских обо мне? – вдруг спросила Елена, воспользовавшись паузой. Белкин до того говорил о новом фильме самого обсуждаемого режиссёра, и, как водится, увлёкся, забыв обо всём прочем. Вопрос Елены прозвучал оплеухой.