За последние шесть часов в рот мой не упало и маковой краюшки, так что я быстро сообщил Вере, что жду её в верхнем зале, отложил телефон и набросился на борщ.
Вера пришла, когда я подъедал последние ложки первого. Увидев, как она, приметно хромая и держась крепко за перила, поднимается по лестнице, я почувствовал раздражающую досаду – чёрт меня дёрнул забраться сюда наверх!.. Саму её, между тем, кажется, неудобство это нисколько не разозлило: от лестницы она помахала мне рукой и двинулась к столику.
Я встал навстречу, отодвинул для неё стул, помог снять намокший плащик. Указал рукой на свой поднос:
– Я тут пока успел немного поесть. Как раз собирался спуститься за вторым, думаю, там уже приготовили. Вам взять что-нибудь?
– Ну, хоть какая-то, значит, нашлась польза в моём опоздании… – она повесила на соседний стул свою большую сумку и аккуратно села напротив меня, чуть вытянув ногу. Вера была в тёмно-сером брючном костюме и белой блузке, без украшений, без колец. Сдержанный официальный стиль, дистанция. – Но всё равно простите, что заставила ждать. И… спасибо, я, наверное, кофе только выпью. Возьмите мне капучино, больше ничего не надо.
У касс внизу по-прежнему было немноголюдно, вернулся я быстро. Взбираясь обратно (с кружкой её капучино и по-ресторанному огромной тарелкой, на которой лежал не по-ресторанному большой кусок прожаренной сёмги c салатом), ещё раз подумал, как же нехорошо, однако, получилось с этой лестницей. Стоило ли извиниться? Пожалуй, нет, решил я. Не будем акцентировать, ни к чему.
Когда я вернулся к столику, Вера разглядывала рисунок. Она не сидела в телефоне, что мне понравилось.
– Странно, что только две птички тут у них, – сказала она, обернувшись на моё приближение. – Да и написали, кажется, неправильно, насколько я свои студенческие дела по исторической грамматике помню.
– Почему странно? Я в славянской мифологии не силён.
– Ну, их вообще троица так-то, райских птиц. Гамаюн, Сирин, Алконост. К тому же Гамаюн – символ Смоленска. Вы герб города нигде не видели, не встречали?
Я придирчиво поворошил память и не припомнил. Кажется, нет, нигде. По крайней мере, внимания не обратил, если где и было. Вера объяснила:
– Там, знаете, такой щит с изображением старинной пушки и сидящей на ней птицы Гамаюн. Некоторые полагают, кстати, что это возрождающийся из пепла Феникс, но официально всё-таки Гамаюн. Во-о-от. Птица вещая радостей и горестей.
Помолчали. Вера сделала несколько глотков капучино, я раздумывал, с одной стороны, о том, как бы мне деликатно заняться стейком, а с другой – что пора как-то приступать.