То, что Власов изложил в письменном виде подобные альтернативы, находясь в немецком плену, характеризовало его как человека, который не мог быть «простым искателем политической славы и, соответственно, никогда не стал бы продажным наемником и не пожелал бы возглавить наемников». Действительно, такое впечатление о Власове неизменно подтверждалось даже его самыми яростными политическими оппонентами.
На сторону Германии Власова склонял тот факт, что, в отличие от западных союзников, рейх в данный момент занимался активным уничтожением советского режима – стремился именно к той цели, к которой обратился он сам. Власов с Боярским недвусмысленно предупредили, что их поддержка обусловливалась переменами в политике Германии: «Однако вопрос о будущем России остается неясен. Если Германия не внесет определенности в этот вопрос, это может привести к ориентации на Соединенные Штаты и Англию».
Далее Власов подчеркивал природный патриотизм русского народа и веру в то, что Сталин будет бороться до трагического конца в условиях, которые сделают восстание народа невозможным. По мнению Власова и Боярского, именно советские массы – как военные, так и гражданские – должны стать «ядром внутренней (т. е. коренной) силы противостояния Сталину». Их предложение заключалось в том, чтобы «учредить центр создания русской армии и приступить к ее формированию». Помимо своего военного вклада, добавлял Власов, армия была бы желанной для немцев, поскольку это снимало бы клеймо измены, связанное со службой врагу. (В том же документе содержится докладная записка полковника Михаила Шаповалова, командира советского 1-го Отдельного стрелкового корпуса, захваченного в плен под Майкопом 13 августа[91]. Шаповалов призвал к созданию российского временного правительства «с новыми идеями», формированию антибольшевистской российской армии и разработке политической программы, которая включала бы в себя сельское хозяйство без коллективизации и частное экономическое предпринимательство и собственность.)
По сути, Власов высказал те мысли, которые немецкие сторонники политической войны стали выдвигать после года сражений и разочарований. Его основное мировоззрение, проявившееся в этом первом меморандуме, не было навязано немецкой идеологией, поскольку до сих пор он встречался с немногими – если вообще с кем-либо встречался – из «политиков». Но теперь они моментально объявились. К Власову прикрепили Штрик-Штрикфельдта; Рённе с энтузиазмом поставил в известность органы пропаганды вермахта; 7 августа на допрос Власова отправили Хильгера. Выводы, сделанные из всей этой деятельности, оказались поразительно единодушными: советский режим будет бороться до конца; его ресурсы намного значительнее, чем предполагал рейх; пока еще не слишком поздно для создания политического «центра» за границей, нельзя терять времени.