К обороне, к бою готовились бабы. В станице всего четыре мужика осталось: Меркульев, Егорий-пушкарь, слепой гусляр и шинкарь. Гусляра Дарья к себе взяла. У Дарьи своя ватага, — посильнее и многочисленнее, чем у Игната. Они усадили на струги и лодки ребятишек, старух. Набили в запас мешки сухарями и копченым мясом. Весла проверили, уключины салом смазали. На каждую лодку выделили по шесть дюжих казачек — на весла. Сорок таких стругов ушли в камышовые заросли, спрятались. Остальных баб Дарья распределила по лодкам-чайкам, вооружив пищалями, острогами для битья осетров и секирами. Сто этих хищных лодок-чаек укрылись у островка посеред реки. Из-за островка, покрытого ивняком, можно было наблюдать и за бродом.
Меркульев не беспокоился за ватагу, которой верховодила Дарья. Лишь бы не ослушалась, не подошла на лодках к броду, под стрелы хайсаков.
Шинкарь Соломон принес в укреп два кувшина вина. Разговорился с казачками и остался. Пелагея дала ему новую пищаль.
— Фитили не запаливать, пока ордынцы не покажутся, — предупреждал Меркульев воинство в юбках.
— Ложись рядом со мной, бабский атаман! Объясни, как с пищалью обращаться? — озоровала Устинья Комарова, веселая кареглазая казачка, молодая женушка сотника Антипа.
— Он своей Дарьи боится! — подзудила Домна Бугаиха.
— Бабы, а ежли я сгину в энтом бою... Мне ить уж скоро двадцать рокив. А я и мужика, парубка не обнимала ни разу. Так вот и помру не приголубленной! — загрустила Степанида Квашнина.
— А ты заведи ребеночка. Как я, без мужа! Вот он... какой хорошенькой мой Гринька! — подбросила трехлетнего карапуза Аксинья.
— На Богудая Телегина похож, — про себя отметила Олеська.
— Иди на струги, Ксюша! Не можно с ребенком здесь быть. Я уже говорил тебе: кровь у него из ушей хлынет, когда стрелять зачнем. Быстро! Быстро! — сердился Меркульев. — И ты, Соломон, уходи. Воина из тебя не получится. Погрузи свое добро на струг. Остальное закопай в схороне. Ордынцы убьют тебя, ежли прорвутся. А ты нам нужен живым. Купцы нам нужны. Воины у нас есть.
— Мне узе тоже кажется, атаман, что лучше быть живым шинкарем, чем мертвым Македонским.
— Всех атаманов на Дону знаю. А про Маку Донского слышу впервой, — посмотрела Пелагея на Соломона сверху вниз.
Шинкарь и Аксинья пошли на струги. Забоялась нападения ордынцев и ушла с ними Зоида Грибова, которую звали в станице Зойкой Поганкиной. Меркульев наводил порядок. Казачки все умеют стрелять, об этом и спрашивать не надо. Атаману нравилось, что в укрепе лежала с пищалью его дочка Олеська. Казачка! Меркульевская кровинка. Девчонка болтлива. Но вырастет — остепенится. Толмач Охрим портит Олеську виршами, историями, грамотейностью. Ну для чего девчонке, казачке, какой-то древний виршеплет Горлаций? Кому нужна на Яике латынь? На всей казачьей земле от Хвалынского моря до Камня нет ни одной библии! Церковки захудалой нет! Службу правят изредка расстриги залетные, бродяги и пьяницы.