— Писульку принесла?
— Принесла!
— Я ж букови не ведаю, Кума. Тот раз приволокла ты грамотку... Помнишь? Вот видишь... все помнишь. Унесла я, Кума, посланьице тогда Меркульеву. А Дарья-то меня и обругала. «Дура, — говорит, — ты, Евдокия». Не войсковое донесение то было, а любезные слова Олеське от Ермошки!
— Ермошка — дурак! — оживилась ворона, услышав имя друга.
— Правильно, Кума. Ермошка овейно дурень. Рази можно привязывать любовь ниткой к ноге блудной птицы? А у тебя, вижу, вновь писулька. Прочитай-ка нам, Зоида, что там нацарапано? А то ить попадем опять впросак.
Знахарка ловко оборвала своим когтем нитку на ноге вороны, развернула послание коричневыми пальцами, подала Зойке. А бабенка сидела окаменелая. Разговоры старухи с птицей всегда потрясали ее, заколдовывали. Надо же! Ни одного слова без глубокого смысла! Зоида даже завидовала вороне. Вот бы научиться так балакать. Тогда бы она окрутила Остапа Сороку намертво. Всем ясно, что надоедает она ему своей пустой и глупой болтливостью, сплетнями и оговорами добрых людей.
Записка была большой, но прочиталась с первого взгляду сразу вся. Она отпечаталась в глазах, в памяти болью, ужасом, потерей. И нельзя показать этого знахарке. Побежит ведьма с доносом к Меркульеву...
— Ой, чтой-то плохо видю... Темно в избе. Вот тутя светлее, у окошечка. Больно уж мелкие буковицы. Букашечки. Муравьи кусучие! — затараторила Зоида, отворачиваясь от бабки.
Кровь ударила ей в лицо, лоб сразу покрылся бисером пота. Пол в избе проваливался. Хорунжий сообщал Меркульеву с Магнит-горы: «Изладили два схорона. Взяли тридцать лодок руды. Возвертаемся. Убиты Мироша Коровин и Егорка Зойкин. Гусляр — царский дозорщик, от нас утек на челне. Ловите вражину по реке. Хватайте его сестру — Зойку Поганкину».
Вот и конец твоей жизни на Яике, Зоида Грибова! Жизни конец! Всему обрыв бесславный. И не успела ты завладеть золотом Соломона.. Не обогрелась в лучах любви и славы у Остапа Сороки. Не возвел царь твоего брата и тебя в дворянство! И останешься ты в памяти казаков проклятой, всеми презираемой Зойкой Поганкиной!
Знахарка забеспокоилась. Увидела ведьма в огне перекошенный лик Егорки, сына Зоиды. Бросила в печь камень-мор, начала колдовать, а картины представляются одна другой страшнее. Надобно их проверить еще и на воде. В дыму опасность вызрела и Зоиде. Смертельная угроза. Дарья Меркульева ломает ей ноги поленом березовым...
— Что тамо такое? Какие слова в писульке? Пошто онемела, Зоида?
— Про любовь, бабушка. Ермошка кличет Олеську. Призывает на грязный блуд девчонку. Мол, урони, Олеся, одежды с телес распрекрасных. Мол, приди гольной в моеные любовные объятия. Ну и другие тут пакости, нехорошести! Мерзость!