— Слушай ты, подзаборная плесень, — Холера вперила в него белый от ярости взгляд, — Только попробуй прикоснуться ко мне этой штукой, и я сотворю с тобой такое, что все либлинги Брокка и его окрестностей почувствуют себя счастливчиками, глядя на тебя! Я превращу твою простату в ядовитую сколопендру. Я высушу глаза в твоих глазницах. Я заставлю тебя потеть кислотой и эякулировать кипящей смолой. Я…
Пожалуй, хватит с него. Она и так перегнула палку.
— Бра… бла… бра… — он бессмысленно пучил глаза, обмерев от ужаса, его язык бессмысленно барахтался во рту, точно бьющаяся в садке рыба.
Кажется, тучный недоумок до конца жизни сделался заикой. Холера с отвращением сплюнула и, соскочив наземь, оглянулась, пытаясь разглядеть погоню. И взвыла от злости, обнаружив ее куда ближе, чем рассчитывала.
Стая ее преследовательниц сильно поредела, но в это не было ничего удивительного. Толпа скора на расправу и кровожадна, но вместе с тем ленива и инертна. Она не станет преследовать добычу после того, как сделается очевидным, что это расправа откладывается. Куда проще отыскать новую добычу, более покорную и не способную дать отпор. Толпа всегда остается толпой, даже если состоит из ведьм. А вот волчицы… О, эти будут мчаться по ее следу вечно, как адские гончие, распаляя себя собственным гневом.
Однако, к удивлению Холеры, преследовательниц было не три, а две. Одной из них, несомненно, была Ланцетта. Она выглядела так, будто передвигалась на деревянных негнущихся ногах, но то, что она не отстала, невольно вызывало уважение. Видно, не лгут те, кто утверждает, будто ярость обладает целебными свойствами. Ярости, движущей Ланцетту, должно быть было достаточно, чтобы продолжать погоню даже с отрубленными ногами.
Второй к удивлению Холеры была молодая безымянная ведьма. Прыткая, по-детски легкая в движениях, она выскочила на улицу точно взбудораженная гончая и аж заплясала на месте, силясь найти след. Во имя Ваала, сколько страсти в этом тщедушном пятнадцатилетнем теле! Бедная девочка, воспитанная волчьим кублом, должно быть, даже не догадывается, что выплескивать природный азарт, кипящий в крови, можно не только в погоне, раздирая на части врагов ковена. Черт побери, кто-то должен открыть ей в конце концов тайны загадочного, порочного и увлекательного искусства соития! Может, после этого она найдет себе хобби на долгие годы, если, конечно, не спалит дотла первую же кровать, в которой окажется…
Что-то мгновенно отвлекло Холеру от этих мыслей. Какая-то перемена в окружающем мире. Движение? Нет, обе преследовательницы напряженно озирались, тщетно выискивая ее следы вдоль улицы. Звук? Холера напряглась. Улица тонула в кряхтении рессор, скрипе осей и утробном гуле аутовагенов, но за всеми этими звуками угадывалось еще что-то. Не звук, мгновеньем позже осенило ее. Напротив, исчезновение какого-то звука, который сопровождал ее последнее время.