Адские твари внутри аутовагена мгновенно пробудились и защелкали зубами, так, что запряженные в повозки кони вокруг обеспокоенно заржали. Слова, брошенные Холерой, не были ни командами, ни даже осмысленными указаниями. Это была тарабарщина на демоническом языке, бессвязная, бессмысленная и оскорбительная в своей бесцеремонной манере.
— Fullur aðgangur! Breyttu rekstrarstillingunni! Hinum megin!
Демоны защелкали невидимыми зубами, исторгнув из труб аутовагена струи едкого дыма. Даже в оковах, укрощенные, они оставались адскими тварями, хищниками, укрощенными магическими цепями. Цепи могут привести к послушанию, но только не изменить природу. Ощущая, как стремительно разгорается их злость, раскаляя медную отделку кареты, Холера со злой усмешкой подумала о том, не сэкономил ли самодовольный владелец аутовагена на звеньях. Если так, тем хуже для него…
Толстяк в шапероне, восседающий за рычагами, озадаченно закрутил головой. То ли ощутил незнакомую вибрацию в корпусе аутовагена, то ли почувствовал зловонный запах сернистых испарений, источаемый беснующимися в ярости демонами.
— Upp! Þreföld endurtekning! Hunsa síðustu skipunina!
Горло пылало так, словно она осушила полный масс[10] едкого уксуса, медленно растворявшего голосовые связки. Слова демонического языка заставляли зубы дребезжать во рту, ерзая на своих местах, а язык ощутимо кровоточить. Железные шипы на ее ошейнике раскалились, а серьга в носу потяжелела словно свинцовое грузило. Но Холера не замолкала. Она швыряла в беснующихся демонов все новые и новые команды, чередующиеся с оскорблениями и насмешками. Зная, что терпение их не бесконечно, а времени в запасе считанные секунды. В любой цепи есть слабое звено. Его можно не замечать годами, но если натянуть цепь до предела, испытывая запас прочности, рано или поздно оно не выдержит.
Так и случилось.
Один из демонов, доведенный потоком тарабарщины до белого каления, сбросил с себя обрывки защитных чар и, рыкнув, впился в загривок соседу, вырывая из него исходящие призрачным ихором клочья меоноплазмы. Тот, осатанев от боли и ярости, впился в обидчика сразу дюжиной усаженных зазубренными крючьями щупалец.
Аутоваген затрясся, точно дом, сотрясаемый землетрясением. Медные панели, украшающие его бока, побелели от жара, из-под них потек, заворачиваясь, жирный едкий дым. Холера быстро отскочила в сторону, чтоб ее не обожгло и не задело. Работа была сделана наилучшим образом, хоть мейстер Касселер, доведись ему увидеть это, едва ли похвалил бы ее за результат…
Демоны метались в своем узилище, терзая друг друга, точно осатаневшие хищники в запертой клетке. Клешни, жала, клыки, когти вспарывали нематериальную ткань мироздания, но заложенной в них силы было столько, что она выплескивалась в материальный мир обжигающими сполохами жара. Аутоваген сотрясался, словно в жестокой лихорадке, от его боков летела тлеющая щепа, стеклянные осколки и остатки богатых украшений. Толстяк с шапероном в ужасе вцепился в рычаги, мня, будто чем-то еще способен управлять. Самодовольный хлыщ, не сознававший, какими силами повелевал, теперь, запертый в железной клетке с разъяренными демонами, он сделался бледен как хлопья сулемы