– Вид у вас жуткий, – сказал ему Гарри.
– Неважно, – устало ответил Валентин. – Все скоро закончится.
Гарри повернулся к Байрону:
– Как насчет звонка шурину?
Пока таксист набирал номер, Гарри снова обратился к Валентину:
– У меня где-то здесь была аптечка первой помощи. Хотите, перевяжу вам руку?
– Спасибо, не стоит. Как и вы, я не переношу вида крови. Особенно своей.
Байрон по телефону жестко критиковал шурина за неблагодарность:
– Ну, чего ты ноешь? Я нашел тебе клиента! Господи, да знаю я, который час, но бизнес есть бизнес…
– Передайте ему, что мы платим по двойному тарифу, – попросил Валентин.
– Слышал, Мэл? Двойной тариф. Так что давай, приезжай, ладно? – он сообщил адрес, положил трубку и объявил: – Едет.
– Прямо сейчас? – спросил Гарри.
– Прямо сейчас. – Байрон бросил взгляд на свои часы. – Мое пузо подсказывает мне, что пора перекусить. Вы как? Здесь есть по близости заведение?
– Да, в квартале отсюда.
– Есть хотите? – спросил Байрон Валентина.
– Не думаю… – ответил Валентин; ему, похоже, стало совсем худо.
– Ясно. – Байрон повернулся к Гарри. – Значит, вы да я. Десяточку одолжите?
Гарри выдал ему деньги, ключи от входной двери и заказ – жареные пончики и пиво, и Байрон удалился. И только после его ухода Гарри пожалел, что не уговорил поэта еще ненадолго продлить муки голода. Без него в кабинете стало мучительно тихо. Сванн на кресле за столом, засыпающий Валентин – в кресле напротив. Тишина в кабинете пробудила воспоминание о той последней устрашающей ночи в Ломакс-хаус. Тогда раненный отцом Гессе демонический любовник Мими, пройдя сквозь стены, на время улизнул, и они бесконечно долго ждали, ждали в полной уверенности, что он вернется, и в полной неизвестности, когда и как это произойдет. Так просидели они шесть часов – тишину лишь порой прерывали смех или бессвязная болтовня Мими. Первым признаком возвращения любовника стал запах свежих экскрементов. Затем последовал крик Мими «Педераст!» – когда отец Гессе наконец уступил соблазну, столь длительное время запрещенному его верой. И уже больше не было тишины – только крики Гессе и мольба Гарри о забвении. Не пришло забвение…
Ему казалось, он и сейчас слышит дьявольский голос – его требования, его завлекающие призывы. Нет, нет, это всего лишь Валентин – его голова заметалась по спинке кресла в забытьи. Внезапно он вскочил с кресла и прошептал:
– Сванн!
Из его широко раскрытых сверкающих глаз, устремленных на сидящее в кресле напротив тело иллюзиониста, хлынули слезы.
– Он умер, – всхлипнул Валентин, будто во сне запамятовал о горестном факте. – Я не уберег его, Д’Амур, и это его убило. Всему виной моя небрежность!