— Хлеб с грецкими орехами, — говорит он. — У вас нет на них аллергии?
— Насколько я знаю, нет, — отвечает Карен. — На вид хлеб потрясающий, сами пекли?
Брендон поднимает взгляд от ножа, глядит с искренним удивлением.
— Да… — помедлив, отвечает он. — Черт побери, не выбрасывать же деньги на ту дрянь, какую продают в “Квике”. А вы там покупаете?
— Иногда, — признается она и, чтобы не выглядеть совсем уж конченым человеком, добавляет: — Или в какой-нибудь пекарне.
Поговорив о выпечке хлеба и качестве сетевых магазинов, Карен подводит разговор к своей подлинной цели.
— Полагаю, вы слышали об убийстве в Лангевике. И, по всей вероятности, понимаете, что имеете отношение к Сюзанне Смеед? — добавляет она, вопросительно глядя на них.
— Да, — кивает Брендон, — весть об убийстве дошла и до нас. Но мы не читаем вечерние газеты, а дневные назвали имя лишь через несколько дней, так что мы не сразу сообразили, что это их дочка. Пера и Анны-Марии то есть.
— Верно. Сюзанна Смеед — урожденная Линдгрен. И, как вы понимаете, именно поэтому я к вам и приехала. Вы действительно какое-то время в самом начале семидесятых жили в одной коммуне с Пером и Анной-Марией Линдгрен и еще несколькими людьми?
— Да, конечно. С марта семидесятого до конца февраля семьдесят первого, если точно. Ровно год.
— И с тех пор все время жили на острове?
— Не совсем. Сперва мы перебрались в Копенгаген, тогда все так делали, но пробыли мы там всего месяц-другой, после чего уехали в Швецию. Там мы несколько лет прожили в другой коммуне, в Худдинге под Стокгольмом. А сюда переехали… когда, собственно?
Брендон вопрошающе смотрит на жену.
— В мае семьдесят шестого, — говорит она. — С тех пор безвылазно сидим здесь.
— Вы поддерживали контакт с Пером и Анной-Марией после возвращения? Или с кем-нибудь еще из тогдашней луторпской коммуны?
— Только с Тео Репом. Если вы имеете в виду регулярный контакт. Все разъехались кто куда, а ни мобильников, ни Фейсбука тогда не было, какая уж тут связь. Но, когда вернулись сюда, мы иной раз сталкивались с Пером и Анной-Марией, в Дункере.
— Однако не общались?
— Мне казалось, они не хотят. Во всяком случае Анна-Мария, — сказала Джанет. — Она была немножко… как бы это выразиться? Ранимая, что ли.
— Скажи, как есть, странная она была, — резко перебивает Брендон, и Джанет бросает на него вроде как предостерегающий взгляд.
— В каком смысле странная?
— Вы уж извините, — говорит Джанет, — но я что-то не пойму, какое это имеет отношение к убийству Сюзанны. Анны-Марии и Пера давно нет в живых.
Секунду Карен медлит. Потом решает сказать все начистоту: