— Увы, не получится. Они отдали машину. А Ларсен никогда бы этого не сделал, не будь он уверен на все сто процентов. Если Кванне ездил на этой машине, то в перчатках и в шапке. Или ему чертовски повезло.
Карен встает. Ни слова не говорит о том, что думает, а думает она, что Кванне, пожалуй, вовсе не вламывался в дом Сюзанны Смеед, просто случайно оказался поблизости, как он и твердит. И на сей раз Линусу Кванне просто-напросто не повезло. Не говорит она и о гложущем ощущении, что убийца Сюзанны Смеед по-прежнему где-то рядом. Будь у нее хотя бы имя или версия насчет мотива, но смутное ощущение… Нет, на сей раз лучше держать язык за зубами.
— Что ж, дальше мне не продвинуться, — говорит она. — Теперь дело за вашими людьми. Перед уходом домой оставлю подробный отчет у вас в корзине с входящими документами. Кстати, я собираюсь наконец-то взять положенный отпуск. Хёуген и Смеед рады отдохнуть от меня, — с кривой улыбкой добавляет она.
Динеке Веген тоже встала, с улыбкой протягивает руку.
— Да, я слыхала, что вы уходите в отпуск. Спасибо вам. Если вдруг возникнут вопросы, согласую с Юнасом. Куда, кстати, собираетесь?
— На северо-восток Франции. У меня там доля в винограднике, хотела успеть помочь друзьям с урожаем.
— Не в Эльзас ли?
— В общем, да. Можем поспорить на ящик.
— Давайте. О чем спорим?
— Если суд примет ваше обвинение против Кванне, получите от меня ящик белого вина.
— А если нет?
— Тогда я права. И мне этого достаточно.
— Значит, покидаешь корабль, раз нельзя больше играть в капитана.
Не оборачиваясь, Карен следит, как струйка кофе медленно течет в кружку, которую она подставила под краник. Не спеша оборачивается и дует на кофе, поднеся кружку к губам. Прислоняется к мойке и смотрит на Эвальда Йоханнисена, который стоит в дверях кухоньки.
Она не подает виду, что только сейчас сообразила, что забыла положить сахар и горечь ест губы.
— Здорово, что ты снова здесь, Эвальд, — говорит она. — Я слышала, что ты вышел на работу. Хочешь чашечку?
Он кривит лицо:
— Гейский кофе? Спасибочки, я предпочитаю наш старый добрый полицейский.
— Почему я не удивляюсь? Но мог бы и попробовать. Вкусный.
Она поднимает руку, поглаживает ладонью матовую сталь. Потом нажимает пальцем на рычажок вспенивателя молока, который тотчас поворачивается, и шлет коллеге улыбку. Тот смотрит на нее, качает головой.
— Н-да, а раскошеливаются, ясное дело, налогоплательщики, — с кислым видом роняет он. — Но это, надо думать, далеко не все, что Юнасу придется улаживать после тебя.
— Вот как, — спокойно говорит она. — Что за интересные сплетни ты собрал?