Она решает послать эсэмэску, а уж потом, утром, позвонить. Потому что надо все отменить. Одна мысль о реакции Элинор Эйкен, когда она явится в Лангевик и увидит Лео Фрииса, повергает Карен в ужас. Лео, с кое-как подстриженной бородой, в трениках Карен, которые кончаются выше щиколоток, и в футболке с логотипом Доггерландской полиции, которая ему мала. По крайней мере, именно так он выглядел, когда они расстались несколько часов назад. Чистый, но и только.
Привет! Здорово, но я на пути во Францию, так что в другой раз. Завтра позвоню. Обнимаю, К.
Она отправляет эсэмэску, и тотчас же в голову приходит еще одна жуткая мысль: а вдруг мама все равно поедет взглянуть на свою давнюю родину, хотя дочь в отъезде? Остановится в доме на несколько дней, сама покажет Харри Лангевик. Что ни говори, Элинор Эйкен прожила там сорок лет, и эти места много для нее значат, хотя уже восемь лет она обитает в Эстепоне. Надо ее задержать, думает Карен, позвоню утром, как только проснусь. Почему, черт побери, все это должно случиться именно сейчас?
До смерти хочется курить, надо успокоиться, выкурить сигарету или две, а потом можно и в каюту. Она судорожно роется в сумке, ищет сигареты и зажигалку, наконец находит и встает. Ноги почти затекли, и, направляясь к двери на палубу, она старается восстановить кровообращение.
Карл Бьёркен толкает стеклянную дверь восточного коридора на третьем этаже дункерского полицейского управления — после звонка Йоханнисена минуло ровно двадцать шесть минут. Сейчас шестнадцать минут первого, и он с мрачным видом идет к столу Эвальда Йоханнисена.
— Что происходит? — спрашивает он, хотя видит, что коллега прижимает к уху телефон.
Йоханнисен поднимает глаза, откладывает телефонную трубку, качает головой:
— Старушенция не отвечает.
— Старушенция?
— Эйкен. Я целый час пытаюсь.
Карл Бьёркен ни словом не реагирует на парадоксальное обозначение, каким Йоханнисен награждает человека, который на пятнадцать лет моложе его.
— Спит, наверно. Ты знаешь, который час? Что стряслось-то?
— Диса Бринкманн, — глухо говорит Йоханнисен. — Ее убили.
Несколько секунд Карл Бьёркен смотрит на коллегу совершенно пустым взглядом. Потом взгляд начинает проясняться — первая догадка и, наконец, нежеланное осознание.
— Энн Кросби, — говорит он и опускается на стул.
— Сестра, — вздыхает Йоханнисен, вспоминая, как насмехался над этим разделом отчета Карен. Но ведь пока непонятно, что это она, внушает он себе без всякой уверенности.
— Во всяком случае, она — связующее звено между жертвами. Карен хотела, чтобы мы копнули поглубже насчет нее, но нам запретили, и Хёуген, и прокурор. Я тоже ее не слушал, упорно ставил на Кванне. Какие же мы идиоты!