— Ну, не знаю, — бормочет Йоханнисен, — но факт есть факт: кто-то проник в квартиру Дисы Бринкманн и убил ее.
— Как ты узнал?
— Хассе позвонил из Швеции. Ее так швырнули, что она ударилась затылком о дверной косяк, а пока была без сознания, для верности задушили. Но у них нет ни мотива, ни свидетелей.
Карлу, конечно, известно, что кузен Йоханнисена Ханс Коллинд занимает довольно высокий пост в шведской полиции, но ему известно и другое: у них нет привычки обсуждать по телефону работу. По крайней мере, сам Йоханнисен этого не делает. И, словно прочитав мысли коллеги, Эвальд Йоханнисен продолжает:
— Дочь Дисы Бринкманн рассказала шведам, что доггерландская полиция разыскивала ее мать. А кто из нас разыскивал, догадаться нетрудно. Черт, все-таки Эйкен была права.
Карл понимает, насколько трудно коллеге признать, что Карен шла по следу, который все остальные отвергли. И все же он приехал на работу среди ночи.
— И Карен не отвечает, говоришь. А мы точно знаем, что она на пароме? Может, она выехала раньше и уже во Франции?
Йоханнисен поворачивает к нему монитор и поворачивается сам вместе с креслом.
— Во всяком случае, она значится в списке пассажиров.
Карл смотрит на алфавитный файл.
Эгерман, Ян
Эгерман, Шарлотта
Эдмунд, Тимоти
Эйкен Хорнби, Карен
Он хмурит брови. И прежде чем мысль успевает оформиться, инстинктивно хватается за мышь и прокручивает файл. Затаив дыхание, скользит взглядом по именам и фамилиям пассажиров.
Карлссон, Мария
Карлссон, Гуннар
Класи, Ян
Кроуфорд, Дэвид
Линдвалль, Уильям
Со вздохом облегчения он выпускает воздух.
— Энн Кросби, по крайней мере, среди пассажиров не значится.
Йоханнисен прав; тут наверняка есть связь, как и считала Карен, но, пожалуй, созвониться с ней можно и завтра утром. Наверняка она сейчас спит, думает он. Отключила звук мобильника, раз она теперь в отпуске.
Карл Бьёркен чувствует, как пульс успокаивается, уровень адреналина падает, и собирается встать. И в ту же секунду он слышит за спиной голос Эвальда Йоханнисена:
— Ах ты, черт.
С некоторым трудом Карен открывает дверь на кормовую палубу. Ветер усилился, воздух сырой от близкого дождя. Должно быть, вот-вот грянет буря, но она успеет быстренько курнуть, пока хляби небесные не разверзлись. Два пластиковых стула валяются опрокинутые возле круглого столика, несколько пластиковых стаканчиков катаются туда-сюда по палубе, людей не видно. Наверно, она единственная, у кого потребность в успокоительной затяжке достаточно велика, чтобы выйти на сырой холодище, или, может, народ курит где-нибудь еще. Наверняка ведь есть местечко получше.