— Убирайся, — процедил он. — Убирайся отсюда. Мне плевать на тебя, ты убила мою дочь. Ты исчадие ада, и больше я не дам тебе ни евро. И, к тому же мы разорены — я отдал последнее, чтобы никто не узнал, что ты существуешь. Ты тень, тебя нет. Поэтому пошла отсюда!
Больше не могла сдерживаться, сжав кулаки, я гордо подняла подбородок и твёрдым голосом произнесла:
— Нет, я есть. А она мертва! Мертва, потому что вы ей потакали, а я говорила вам. Никто мне не верил! Никто из вас, вы признали меня сумасшедшей! И, знаешь, я рада, что Софи мертва, теперь вы узнаете, что такое пустота в душе и разбитое сердце. А я с этим жила все восемнадцать лет. Ты если и разорён, то только потому, что хотел замять инцидент с Софи, чтобы никто никогда не узнал, что твоя любимица была наркоманкой!
— Вон! — Заорал отец. — Пошла отсюда вон! Сука неблагодарная! Я уничтожу тебя, ты никуда не поедешь! Больше ты нигде не будешь учиться, собирай свои вещи и убирайся из моего дома!
— С радостью, — выплюнула я эти слова и выскочила за дверь, громко ей хлопнув.
Слёзы сами покатились по щекам, пока я летела по лестнице в комнату для гостей. А я и есть гость с самого рождения!
— Детка, — сочувственно сказала Мили, и раскрыла объятья, в которые я тут же упала, сотрясаясь в рыданиях.
— Нас… меня… он выгнал, — сглатывая слёзы, говорила я.
— Тише, твой отец просто горюет, завтра будет новый день, он очнётся и протрезвеет, — успокаивала меня подруга, гладя по голове.
— Нет, не хочу, — упрямо ответила я, и подняла голову, хлюпая носом. — Нет, хватит. У меня есть сбережения, которые я откладывала. Как-нибудь продержусь, уеду в Лондон, найду работу. И больше никогда не вернусь сюда.
— Твой отец не может тебя вычеркнуть из клана, — напомнила Мили.
— А меня там и не было! Меня вообще не существует! — Зло ответила я, открывая шкаф и выбрасывая одежду на постель.
— Мари, не горячись. Давай мы соберём твои вещи, ляжем спать, а завтра утром всё ещё раз обдумаем, — Мили ловила мои вещи и аккуратно укладывала в чемодан.
— Нет, больше ни минуты, — продолжала я бушевать от обиды внутри.
— Хорошо, — вздохнув, сказала она.
Собрав все свои вещи, в том числе и художественные принадлежности, я попросила её спустить всё в её машину.
Сев на постель, я оглядела комнату и усмехнулась. Никогда ничего не поменяется. Никто не спасёт меня от этой жизни. Никто не сможет помочь мне.
— Дорогая, давай выпьешь чаю и поедем, — Мили зашла с подносом, и я кивнула.
Холодно. Но не от погодных условий в мае месяце, а от внутренних суждений и выводов. Я благодарно улыбнулась и взяла тёплую чашку с чаем. Он согревал изнутри, но не согревал сердце. Усталость навалилась на мои плечи, и я подавила зевоту.