Большевикам, при любой возможности старавшимся мастерски расколоть эмиграцию любого пошиба, просьбы пришлись по душе: как-никак Грушевский был фигурой крупной. Его быстренько простили и пригласили на Украину. Туманно пообещали сделать президентом Всеукраинской академии наук, но поставили лишь завкафедрой истории таковой. Не особенно огорчившись, Грушевский рьяно принялся за «украинизацию». Разгулявшиеся «украинизаторы» зачислили в «шедевры украинской литературы» и «Слово о полку Игореве»…
(В Белоруссии происходило то же самое, но далеко не так рьяно, учитывая гораздо более мягкий национальный характер белорусов. И тем не менее… В свидетельстве о рождении моей покойной матери красуется восхитительная по своему идиотизму запись: «Национальность отца – поляк. Национальность матери – полька. Национальность ребенка – белоруска» (1928).
Вслед за Грушевским, громогласно каясь в прежних заблуждениях, на Украину хлынуло немалое количество его последователей времен Центральной Рады. Мало того, изрядное число бывших петлюровцев (офицеров, чиновников, общественных деятелей) после разгрома петлюровского подполья, так сказать, легализовалось и осело в губернских и окружных административных учреждениях, порой на довольно ответственных должностях, заняли посты в райисполкомах и сельсоветах, во множестве пошли учителями в городские и сельские школы. Именно подобная публика и составила костяк «украинизаторов».
Сторонники «на местах» у них кое-где имелись. У отдельных (именно что «отдельных») рабочих-украинцев появились «настроения своеобразной украинской гордости», выразившиеся в стремлении «все спешно украинизировать».
Но в большинстве население УССР (с немалым числом этнических русских) открыто отвергало навязываемую ему «ридну мову» – тот самый галицийский диалект, дополненный массой откровенно выдуманных «грушевцами» словечек, заимствованиями из латинского, польского и немецкого. Про «новояз» писали порой откровенно: «Никто его не знает и знать не хочет». Газеты и книги на нем мало кто читал, «украиноязычные» театры мало кто посещал. Из уст самих же «украинизаторов» звучали сетования: «Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую. Наша украинская газета еще мало распространяется на селе… Украинская литература широко не идет, приходится СИЛОЙ (выделено мною. – А. Б.) распространять ее». «Имел возможность наблюдать речь подростков, мальчиков и девочек, учеников полтавских трудовых и профессиональных школ, где язык преподавания – украинский. Речь этих детей представляет собой какой-то уродливый конгломерат, какую-то невыговариваемую мешанину слов украинских и московских».