Но он стоял недалеко от служебного входа, когда Таня вышла из кафе после окончания работы, и ее это только сильнее подкосило.
‒ Ну что ещё? ‒ с нарочитым раздражением проговорила она и поджала губы — слишком больно было на него смотреть.
‒ Не ожидал тебя здесь увидеть, ‒ осторожно произнёс Нейтан.
‒ И теперь решил убедиться, не изменила ли тебе память? Или зрение? ‒ получилось чересчур колко и язвительно. Но так с ним и надо!
‒ Ты изменилась, ‒ Нейтан нахмурился.
Похоже, всё-таки обиделся. Таня едва улыбнулась:
‒ Заметил? ‒ А потом глянула с вызовом. ‒ Ну а чего ты ожидал?
‒ Я был уверен, что ты уехала. Не знаю куда, но… учиться. Потом стала работать. Где-нибудь…
Нейтан замолчал в нерешительности, но Таня закончила сама, правда, мысленно: «… поприличней, а не в этой дыре». И на должности наверняка не такой.
‒ Я была бы не против, ‒ усмехнулась она. ‒ Но… помешали некоторые обстоятельства.
Во взгляде Нейтана появился вопрос, хотя озвучивать его он не торопился. Боялся услышать что-то слишком ужасное? Не хотел оказаться причастным? О, да!
‒ А у тебя, между прочим, есть дочь, ‒ в лоб заявила Таня. — Как две капли воды, похожая на тебя, с такими же амбициями — хочет поступить в колледж и навсегда вычеркнуть этот город из своей жизни.
Похоже, меня приравняли к тем, кого я наказываю. Но разве это преступление — восстанавливать справедливость? Разве там, где система юриспруденции остается бессильной, так уж непозволительно отдавать всё на откуп одному человеку, не связанному никакими условностями? Который не зависит ни от чего, и его основная задача — быть беспристрастным. Это очень сложная задача. Но выполнимая.
Смотрю в их лица. На первый взгляд — обычные люди, но на них явственно проступает печать греха. Они по-своему привлекательны и достаточно молоды, но уже вступили на путь зла: нарушают порядки, сеют хаос, разрушение. Смерть? Хотя до этого пока не доходило.
Полиция не дремлет, расследует преступления: грабежи, убийства. Но упускает тот тонкий момент, когда еще можно спасти душу, только повернувшую свой лик в сторону тьмы, только присматривавшуюся к неправедному пути. А ведь заметь его вовремя — и тех же грабежей и убийств стало бы куда меньше!
Их правосудие не разменивается на мелочи, моё — подразумевает, что мелочей не существует. Что первый шаг не в том направлении — гораздо страшнее, чем долгое продвижение по тёмному пути. Потому что большинство его даже не замечает или не принимает в расчёт, равнодушно отмахивается: «Да ладно! Ерунда!» Но грех слишком сладостен, он не требует особых сил и душевных затрат и потому предпочтительней. Ты с радостью бросаешься в его сети, запутываешься всё сильнее, позволяешь ему вонзить в себя жало, в экстазе корчишься от впрыскиваемой в тебя отравы, не понимая, что это не божественная амброзия, а разрушительный яд, который быстро разъесть твоё нутро и превратит в пустую оболочку без души.