Хорошо, что Кондр опять уселся в то же кресло, спиной к остальным, и никто не заметил, как ему плохо. Даже от Самира отворачивался, пялился в угол. Пробовал закрывать глаза, становилось только хуже. Теперь так и будет ‒ дорога мучением? И ведь не признаешься, не попросишь у водителя, чтобы ехал медленней и осторожней. Потому что просить у Тория…
Ну почему? Куда Кондр не сунется, везде фигово. Всё против него. Любые обстоятельства. И люди. Одни сволочи кругом.
Кондр опустился на траву, привалился спиной к древесному стволу, прикрыл глаза.
Может, он зря в проект ввязался? Не освобождение это, а ещё большая головная боль. Дома, если закрыться в комнате-скворечнике, то даже Марианка не суётся, особо не донимает. А тут?
Один далеко не уйдёшь ‒ мало ли. Надо было в бункере остаться. Вроде как на всякий случай, для связи, ещё для чего-нибудь. Или просто упереться: не поеду, и всё. Насильно не потащили бы.
И что раньше не додумался? Сейчас бы торчал там в одиночестве, и никаких забот: ни дурацкой тряски на вездеходе, ни навязчивого чужого присутствия.
Пяти минут не дали посидеть в покое. Регина притащилась, протянула что-то, почти в лицо ткнула.
‒ На, перекуси.
От запаха еды замутило с новой силой, и Кондр едва сдержался, чтобы не ударить по протянутой к нему руке, выдавил сквозь зубы:
‒ Не хочу.
Дура жирная. У самой других мыслей нет, кроме как пожрать, думает, и остальные такие же. Ещё и тупая. Не понимает, что Кондр специально ушёл в сторону, сбежал от всех. Всё равно притопала, по-прежнему стоит рядом.
‒ А воды надо?
Теперь перед глазами возникла бутылка. Кондр, ничего не говоря, выдернул её из девичьей руки, демонстративно отвернулся, принялся откручивать крышку, облегчённо отмечая краем глаза, что Регина наконец-то сдвинулась с места, побрела прочь.
Вода не нагрелась сильно, была прохладной. Но лучше бы ‒ ледяной. Кондр сделал несколько больших глотков, потом плеснул из бутылки на ладонь, протёр лицо. Мокрые щёки и лоб сразу почувствовали незаметное до того дыхание лёгкого ветерка, вытягивающего лишний жар из разгорячённой кожи. Кондр опять прикрыл глаза, неприятные ощущения постепенно отступали, и даже не замолкающие чужие голоса уже не так раздражали. От них получалось отстраниться, как и от общей суеты.
Торий решил немного углубиться в лес, пешком, прикинуть, проедет ли вездеход. Но перед этим забрался в машину, а вылез, с набедренной кобурой. Не пустой. Одна была на нём, вторую держал в руках, подошёл к Иви.
‒ Возьми. На всякий случай.
Она одна не смутилась, а все остальные даже замерли на мгновенье, кто бы что ни делал, принимая внезапную мысль.