‒ Тебя не возьмут. Ты же прекрасно понимаешь.
‒ А ты договорись, ‒ произнёс Марк, рассматривая край стола. ‒ Ты же можешь. Это я тоже прекрасно понимаю.
‒ Зачем? Скажи! ‒ отец повысил голос, отчего слова прозвучали как-то чересчур патетично, словно трагический монолог из театральной пьесы. ‒ Ну что ещё за блажь? ‒ Даже ритм получился как в стихах.
Марк не удержался и усмехнулся.
Разве непонятно? Чтобы не прозябать остаток выделенного для него времени, думая только об одном: какой из дней станет последним. А прожить ярко, с новыми впечатлениями, может, даже приключениями, когда найдутся другие заботы, помимо безрадостных мыслей. Чтобы окружающие ничего не знали о Марке, и ему до них не было особого дела.
‒ Пап, пожалуйста! ‒ протянул Марк просительно, хотя уже не питал особой надежды. Давно осознал, что всё-таки придётся воспользоваться крайним средством. Пускай оно и слишком жёсткое.
Прости, папа.
‒ Ты же не откажешь в последней просьбе умирающему?
Отца перекосило. Он уставился на сына пронзительным взглядом. Прицельным ‒ зрачки в зрачки. Но сам же первым и не выдержал, отвёл глаза. Марк тут всегда в победителях, потому что…
Потому что его главный аргумент тяжеловесней всех прочих. Особенно для родителей.
‒ Ладно, ‒ с трудом выдавил отец сквозь стиснутые зубы, и он сдержал своё обещание.
* * *
Отец много чего имеет: внешность, ум, твёрдый характер, влияние на людей, деньги, власть. Только сын у него ‒ был. Точнее, и в данный момент ещё есть, но это пока. Немного подождать, и тогда уже точно ‒ прошедшее время. И не заменишь на другой вариант. Не купишь, не обменяешь, не вымолишь. Марк проверял ‒ не получается. Чудес не хватает на всех.
Для него точно не нашлось.
Наверное, дурак он был. Когда не сделал вид, будто ничего не замечает, будто частые визиты в больницу, периодическое лежание в стационаре и болезненная терапия ‒ это не так уж и страшно. Когда решительно заявил врачу, что не уйдёт из его кабинета, пока не получит честные ответы на свои вопросы, а после потребовал:
‒ Скажите мне тоже. Всё. Как есть. Я же не маленький. Можно подумать, ваши тайные беседы с родителями и недомолвки меньше пугают.
Потом Марк не мог заснуть. Несколько ночей. Мысли. Такие, что перебивают любой сон, и не отмахнёшься от них, не отгонишь. Лезут, сволочи, утягивают в трясину безнадёжности. Трепыхаешься, а она только сильнее засасывает. И уже нарочно, сам, вдавливаешь себя всё глубже и глубже.
А ещё Марк боялся, что вот заснёт сейчас и больше не проснётся. Погружался в дремоту на несколько секунд, но тут же испуганно вздрагивал, вскакивал в кровати, чтобы убедиться: пока живой. Зато день проводил в полузабытьи, ходил как лунатик, действовал на автомате, плохо соображал.