— Не хочу звучать как дрожащий юнец перед девушкой, но всё же скажу, госпожа моя, это слишком мучительно.
— Мучительно, — повторила она, сжимая его руку своими горячими пальцами.
— Я не верующий, но уважаю тех, в ком есть эта сила и я понимаю, что вы принадлежите другому, — тихо сказал Кельвин.
— Принадлежу всем сердцем и всею душой. Но сейчас, я лишь хочу подержать вас за руку…
Он высвободил ладонь и повернулся, чтобы стать с ней лицом к лицу, дева смотрела снизу-вверх с едва заметным намёком на улыбку. Когда она поднимала над головой огромное копьё и наполняла сердца своих последователей огнём, Самшит казалась высокой и властной, непоколебимой, но сейчас Кельвин видел, какая она маленькая, особенно остро ощущал её хрупкость и изящество.
— Вы возлагаете на меня ношу благоразумия и совести, нести которую со временем становится всё тяжелее. Вы ведь знаете.
— Знаю?
— Я исподволь бросаю на вас взгляды и ловлю ваши, которые заставляют забывать о седине и ноющем в дождь колене. Я украдкой, как тать, слушаю речи, которые вы ведёте со своими людьми, слушаю, как вы молитесь, и преисполняюсь радости. Всё это мучительно.
— Мучительно, — повторила она, проявляя нежную улыбку.
— Не надо протягивать жаждущему кубок с водой, если он всё равно не сможет напиться.
— Но кубок в ваших руках, Кельвин, не в моих.
— Вы как ребёнок, — хрипло сказал он, не в силах отвести взгляд от её светло-серых очей, — как девчонка на грани созревания… которая понимает, что у неё появляется власть над мужчинами. Вам вдруг захотелось испытать её? Выберите кого-нибудь другого… это мучительно.
— Мне почти двадцать четыре, я уж не дитя, — она улыбалась уже совсем открыто, мягко, ласково, — хотя, наверное, вы правы. Когда другие наслаждались цветением, я молилась. Когда другие познавали мужчин, я молилась. Когда другие рожали детей, я…
— Молились.
— Нет, путешествовала и проповедовала. — Её ладони скользнули по кожаным доспехам, медленно поднялись на плечи галантерейщика. — И теперь сама не понимаю, что творю. Знаю только, что мне рядом с вами хорошо.
— Прекратите, прошу.
— Элрог видит меня всегда, и Он ревнив, страх перед Ним бросает меня на колени каждый вечер, я умоляю о прощении, но не могу перестать думать о вас, Кельвин.
— Самшит.
Пламерожденные следили за тем, как мужчина и женщина припали друг к другу словно двое умирающих от жажды припадают к холодному ключу и пьют. Пьют. Пьют, но никак не могут напиться. Телохранители служили не богу, а Верховной матери, они умели хранить секреты, как никто.
Н’фирия, с невольным умилением наблюдала за явлением любви в мир, вспоминая это чувство из далёкого своего прошлого. Вот она любовь, вот они горы. Всё повторяется. Хотя, если её, Н'фирии прошлое, повторится в полной мере с кем-то другим, будет всё же печально.