В дверь громко забарабанили, так что первожрица вздрогнула и поспешно закрыла окно.
— Матушка, — Нтанда поклонилась, — вы уже проснулись! Немудрено!
— Что происходит?
— Неизвестно, бородачи говорят, что кто-то напал извне. Хозяин закрывает таверну и отправляется на стены со всей семьёй, нас выгоняют.
— Не будем задерживать их, — решила Самшит быстро, перебарывая нараставшее чувство мерзости вверху живота. — Пылающий желает, чтобы мы продолжили путь немедля.
Верховная мать взяла Доргонмаур, завёрнутый в парусину, и пошла, опираясь на него. В общем зале тоже царил переполох, посетителей кроме свиты Самшит не осталось, жена хозяина подавала тому шлем с наносником, сын поднёс обитый бронзовой каймой восьмиугольный щит, на поясе висел угловатый гномий тесак.
— Матушка, — брат Хиас, непривычно бледный с нездоровым отёкшим лицом и мукой в глазах, обернулся к ней, — кажется, наше время здесь подходит к концу.
— Поспешим к воде… — Самшит напряглась от судорожной боли, вдруг пронзившей тело.
— Что с вами?
— Дурно… кажется, будто белый орк душит меня в своих объятьях… какая-то гнилостная вонь…
Пламерожденные, Змейки и братья Звездопада оберегали Верховную мать как зеницу ока, пока отряд спускался к самому берегу, минуя группки гномов, спешивших в обратном направлении.
Там на причалах ждал Кельвин, который следил, чтобы баркасы не ушли до срока. Он отпустил скиартмаров и хиллфолков ещё накануне, выплатив им остаток жалования от имени пьяного Хиаса, рунные мастера также сочли свои обязанности исполненными и продолжать путь собирались только элрогиане. Плавник Маргу рассекал ледяную воду поодаль, орк всё это время провёл в озере.
Не дойдя до причалов полусотни шагов, Самшит вдруг согнулась пополам от режущей боли в животе, её тело покрылось испариной, десятки незримых стальных игл вонзились в позвоночник.
— Госпожа! — глухо пророкотала Н’фирия, которая не знала, откуда пришла опасность.
— Громко, — застонала та, — как же громко…
Кельвин Сирли оказался рядом в тот же миг, испуганный, однако полностью владевший собой. Он бережно поддерживал голову девушки, прощупывая сердцебиение другой рукой.
— Что с вами, госпожа моя? — ласково спросил галантерейщик, хотя внутри у него всё и сжалось от волнения.
— Громко, — повторяла Самшит, — как воют!
Со стороны стен, защищавших селение, сквозь пелену снегопада доносились выстрелы, обрывки голосов и, действительно, вой. Он не был настолько громким, чтобы причинять боль, но отчего-то при этих звуках сила уходила из рук, а сердца сбивались с ритма. Надрывался сигнальный рог, пока вдруг не стих.