— Пощады! — из последних сил молил старик, чьи ноги покрылись волдырями и почернели. — Мо… лю… Расскажх-х-х…
Куга был на последнем издыхании, когда стиггман швырнул его в сторону. Долго колдун кашлял и хрипел, раздирал горло когтями, жадно глотал воздух сдавленным горлом.
— Говори, дерьмоед, — молвил вождь без тени жалости, — говори, а то прикажу тебя порубить.
Ближние хирдманы взялись за мечи.
— Это правда, правда! — противно возопил Куга, дрожа всем телом. — Молю!
Кнуд не изъявил удивления, стал лишь твёрже. Холодная ярость севера проступала на его лице.
— Говори тварь. Живо.
— Это была случайность! — захныкал старик, пряча лицо в ладонях. — Случайность! Конан хотел, чтобы Балахас отправился на Ору, завладел троном и привлёк за собой стиггманов! Этот раз должен был стать последним! Захват! Захват! Ты знаешь, как он ненавидит ориек…
— Дальше, тварь.
— Балахас воспротивился! Он не хотел ехать на Ору, не хотел свататься, не хотел жениться!
— И что?
— Он… он… — колдун глянул сквозь пальцы на своего господина и продолжил вдруг спокойно, вкрадчиво, ровно, — он не хотел жениться никогда. Ни на Йофрид, ни на какой иной женщине. Правда, Кнуд, в том, что Балахас не любил женщин. Только его ближние мечи знали, что даже в набегах он не брал себе никого. Единственным человеком, согревавшим его ложе, был сын корабельщика Брона. Ты можешь помнить его…
— Тюрфин, — свистящим шёпотом сказал северянин, — лучший друг Балахаса. Он громко смеялся, любил играть на флейте и мечтал стать скальдом… чтобы воспевать в драпах подвиги моего брата. Он так часто это говорил. Продолжай тварь.
— Как прикажешь. Когда Балахас воспротивился и сказал конану в лицо, что не подчинится, твой отец был в великом гневе. Он пригрозил отречением и ссылкой, Балахас же рассмеялся и пообещал, что сам уплывёт со Стигги, и Тюрфина заберёт с собой. Слуги, которых конан потом отдал на убиение, дабы сокрыть правду, перед смертью рассказывали, что глаза Свена побелели тогда, как бывало с ним по великому гневу. Свен закричал проклятье и швырнул вслед твоему брату золотой кубок, из которого пил вино. Кубок проломил тому затылок и Балахас пал замертво. Когда пришёл мой учитель Ноанкун, ничего нельзя было сделать…
— И они решили превратить моего брата в нежить?!
Этот рёв погрузил в испуганную тишину всё вокруг, лицо северянина исказилось, став похожим на оскал белого медведя, его бледные глаза тоже побелели, а ближняя дружина… эти воины, казалось, боялись, что вождь пойдёт рубить всякого попавшегося на пути, обуянный вутом[73]