Песнь копья (Крымов) - страница 314

* * *

Первая хирдквинне предстала пред своей конани и рассказала обо всём, что увидела на Безлюдном берегу, а также о том, что случилось в лесу.

— Они поклялись именами богов, что если мы избавим остров от Майрона Синды, то сможем сами жить на Ладосаре. Они сказали, что лес даст нам всё необходимое: пищу, одежду, дерево для кораблей. Лес уступит нам землю под пашни, если мы захотим растить хлеб или пасти скот. Злата не обещали, но сказали, что в скалах много железа, меди, олова и каменного угля. Всё это станет нашим если…

— Не надо повторяться, Улва, я и с первого раза всё услышала.

— Конани, — девушка тупо уставилась в точку чуть левее лица своей госпожи.

Йофрид сидела на грубо сколоченном стуле перед грубо сколоченным столом. Одной рукой она подпёрла щёку и застыла так, не дыша. За креслом ссутулились две шаманки, как две огромные белые птицы. Они тоже не шевелились, склонили головы друг к дружке и беззвучно переговаривались мыслями.

— Вот что, ступай пока. Ничего не делай, только ешь и отдыхай. Если понадобишься, пошлю за тобой.

Улва подчинилась приказу неохотно. Живот требовал пищи, голова нуждалось в сне, однако сердце жаждало понятных и твёрдых приказов. Больше многих иных она ненавидела сомнения и неопределённости, тяготела к быстрым решениям. И всё же надо было отдохнуть.

Наевшись при кухне так, что надулся живот, первая хирдквинне добрела до своей кровати и потеряла сознание, лишь только упав на старые шкуры.

* * *

Проспала она почти сутки, а поднявшись во втором предутреннем часу[76], пошла к ручью мыться, — всякому пренебрежению чистотой был предел.

Раздевшись на берегу, Улва ступила в холодную по утру воду, не морщась, улеглась на скользкие камни и пролежала так пока весь воздух не вышел. Потом она построила маленькую запруду у берега, куда сбросила грязную одежду и начала скрести себя пенным камнем.

На Оре купание являлось священным действом, которое оправлялось во славу богини каждый Фериндаг[77]. Тогда люди меняли грязное на свежее, скребли себя в натопленных парных, вымывали из волос вшей, чтобы потом красиво расчесаться. Сначала всегда мылись мужчины, пока женщины ухаживали за оленями, бронёй и оружием. Когда уже орийки приходили мыться, парные были прибраны и растоплены для них, а мужчины отправлялись готовить для жён пищу.

Улва с детства не любила мыться со всеми, ещё с тех пор, как за её чистотой следила мать. Будучи ребёнком, она замечала, как сильно отличалась от народа Оры. Другие замечали тоже. Мать и остальные были светлыми, либо рыжими, Улвы же голова сверкала как крыло южного ворона. В эти волосы можно было смотреть ровно в зеркало. Глаза девочки тоже заставляли ориек отводить взгляды, «чтобы душу не затянуло в эти тёмные омуты».