— Около десяти лет назад клан Оводаи был атакован зверолюдами по приказу Жгучей Птицы, — начала она, застав меня врасплох. Не это ожидал услышать, но я, затаив дыхание, слушал её рассказ, не смея прерывать подругу.
— Даже не знаем, отчего они так рассвирепели. Стычки случались и прежде, но в тот раз звериное взяло в них верх над людским… Мой отец… — Кейхас запнулась, — погиб одним из первых. Мне тогда было всего девять лет… Только что получила красный пояс. Помню, как сидела допоздна в тот вечер, ожидая, когда он вернётся домой… и смогу ему похвалиться…
Кейхас смотрела на поляну, её глаза были влажными от слёз, и я взял её за руку, ободряюще сжав.
— Когда дед узнал об этом, он отправился к той заставе, где дежурил отец и прикончил всех до единого зверолюдов, занявших крепость. После этого он привёз меня сюда, сказав, что нам обоим нужно время, чтобы стать сильнее и затянуть душевные раны. Дедушка попытался взять и мать, но та отказалась идти, настаивая, что кто-то должен остаться и ухаживать за могилой отца.
Девушка смахнула слезинки, шмыгнула носом и продолжила:
— Он сразу же начал интенсивные тренировки, а я оказалась предоставлена сама себе. Мир развалился на части: отец умер, меня оторвали от матери, клан объявил войну зверолюдам, а дед не обращал внимания, усердно практикуясь. Первые несколько дней, я просто сидела и плакала. В конце концов, голод заставил действовать. Старик не собирался помогать, поэтому пришлось заботиться о себе самой.
Кейхас отобрала у меня флягу с водой и сделав большой глоток заговорила снова:
— Три месяца только и делала, что тренировалась, подавляя печаль и горечь утраты. Гнев, ярость и жажда мести питали меня, пока однажды ночью не наткнулась на эту поляну. Какая-то неумолимая сила притянула к обрыву. Как только взглянула вниз на красоту этого места, почувствовала, как внутри меня схлынули весь сдерживаемый гнев, ненависть и печаль, которые так долго держала в себе. Я всё ещё отчаянно скучала по отцу и хотела отомстить, но больше не была охвачена гневом. Честно говоря, не знаю, как долго пробыла здесь, но к тому времени, как спустилась, уже показалось предрассветное солнце. Вскоре обнаружила, что снова могу улыбаться, и когда это произошло, стало легче. Так что теперь стараюсь всегда не унывать и не давать грустить тем, кто рядом.
Она замолчала, вытирая слезы с уголков глаз и грустно улыбаясь. От её рассказа у самого перехватило дыхание. Я знал какую боль и отчаяние та испытывала. Гнев, пылающий в груди, требующий возмездия. В этом её судьба странно перекликалась с моей, единственная разница заключалась в том, что она преодолела себя, а я — нет.