Мы наслаждаемся булочками с изюмом, аккуратно посыпанными кардамоном, намазывая их маслом – даже я. Потом Инге просит детей прибрать со стола, что они, к моему удивлению, послушно исполняют.
«Они что, под действием каких-то веществ? – думаю я, созерцая детей, совершенно спокойно убирающих тарелки. – Может, загипнотизированы? Как это работает?»
– Говорите детям, что они могут сделать, тогда не придется тратить много времени на то, чтобы говорить им, что нельзя делать, – Инге, похоже, читает мои мысли.
Она волшебница… Я пытаюсь сопоставить возвышенный образ богини с образом здравомыслящей Элис, имеющей в запасе четыре «вечные» хозяйственные сумки, но Мелисса пихает меня ногой и говорит:
– Видишь? Я же говорила, что это будет приключение!
Инге привлекает наше внимание, облокотившись обеими руками на стол, словно собираясь обсудить важное дело. К чему она и приступает.
– Итак. Вы, конечно же, можете получить полный возврат денег, и мы можем связаться с авиакомпанией, чтобы договориться о вашем вылете.
– Куда? – спрашивает Мелисса, выуживая застрявшую в коренном зубе изюминку.
– Домой, – отвечает Инге.
– Домой?
Из моих легких как будто высосали весь воздух.
Мелисса с трудом глотает, усваивая эту мысль, а Марго заметно бледнеет. Никто из нас еще не задумывался об этом. Никакого больше викинга-предводителя, никаких тренировок…
Ее слова будто гром среди ясного неба. Несмотря на все мои стоны и жалобы – обращенные к Мелиссе, Трише, Вселенной, любому, кто может услышать, – мысль о возвращении домой, к моей прежней жизни, порождает во мне неприятное чувство пустоты.
Мы ведь уже столько всего сделали, многому научились. Черт, мы даже соорудили носилки и сумели компенсировать особенности нашего телосложения, чтобы перенести здорового мужика на несколько километров по незнакомой пересеченной местности… Я сделала брошь в виде жука, ради всего святого! Нельзя вот так бросать все и уезжать!
Идея возвращения к прежней жизни кажется невозможной. Почти невообразимой. Мне хочется кричать об этом, как-то протестовать. Но никто не говорит ни слова. Никто не говорит о том, насколько Плохой Идеей будет возвращение домой именно сейчас. Очень плохой.
«Ну ладно, – думаю я. – Все кончено. Ничего не изменится».
Я раньше увижу своих детей, что уже хорошо. После четырех отдельно проведенных ночей я уже скучаю по ним. Но мне же еще придется и возвращаться на работу. И к Грегу. И – я уже это говорила? – НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТСЯ…
Мне вдруг становится очень жарко, как будто что-то закипает внутри меня, пока…
– Нет! – почти непроизвольно вылетает из меня слово протеста.