Ее речь прерывают соленые морские брызги, попавшие ей прямо в лицо.
«Это уже слишком», – думаю я, а эстафету тем временем перенимает Мелисса.
– А потом, после смерти мамы, ты просто сбежала! – говорит она, тяжело дыша под порывами холодного ветра, но продолжая обвинять меня. – Ты не стала ждать меня. Или даже разговаривать со мной. А мне было так тяжело – одной. Ты же уехала веселиться…
– Мне было вовсе не весело, – говорю я, вспоминая свой первый год самостоятельной жизни: одна, без друзей, без денег[42], на год младше своих однокурсников, так что мне приходилось делать вид, что я разбираюсь в том, что происходит вокруг. Как будто у меня на все есть ответ. Поэтому я добавляю, на тот случай, если она мне не верит: – Совсем не весело.
Она не верит.
– А мне было больно. Очень больно. И ты должна знать это, – говорит она и добавляет: – Но сейчас с этим покончено. И с тобой покончено. Все эти годы я пыталась, но встречала только одни упреки. Я планировала эту поездку как способ спасти наши отношения – сохранить хотя бы что-то между нами. Но ты до сих пор относишься ко мне как к клоуну. Или как к своему «плану Б». Но я никакой не «план Б», черт его подери! – кричит она.
– Извини.
Я не знала об этих ее чувствах. Я не осознавала, что она способна настолько проницательно читать меня все эти годы. Все мои предрассудки и недостатки, которые я неумело пыталась скрыть под «деловой» маской, все они были на виду, словно павлин с ярким хвостом. Я ужасный человек.
– Ты… ты была так добра ко мне, – говорю я, с трудом подбирая слова. – Я знаю, что со мной порой не просто.
Мне хочется обнять ее. И не отпускать. И я обнимаю. Поначалу эта идея не приводит ее в восторг, но она сдается и даже набрасывает мне на плечи свою мокрую сексуальную кофту.
«Теперь я понимаю ее одержимость этим джемпером из полиэтилентерефталата на молнии», – думаю я, восхищаясь тем, как на удивление мягкие волокна защищают меня от непогоды. И хотя до «теплого» состояния еще далеко, боль в голове от холода постепенно проходит. Моя сестра хорошо обнимается…
– Помнишь, что ты написала в письме о том, чтобы держать напряжение под крышкой? Ну так вот, на самом деле это не нужно, – бормочу я, уткнувшись ей в волосы, которые теперь пахнут как промокший пес. – Твой способ лучше. Ты права насчет того, чтобы показывать свои чувства. Грустить, когда грустно. Мне жаль, что я заставила тебя усомниться в этом. Это я все время ошибалась. Я едва не заработала грыжу, годами пытаясь удерживать все внутри, – но это не работает. Рано или поздно эмоции вырываются наружу.