Потом я поехала. Быстро. По шоссе М40 без единой остановки. Я не могла найти подходящую парковку, поэтому мне пришлось оставить машину в паре миль и бежать под дождем. У меня даже не было времени заранее выгулять собак. «Остается только надеяться на то, что они не загадили все внутри», – думаю я. За ними такое водится[48]. Но теперь я могу справиться со всем этим. Потому что я викинг. Я могу справиться со всем.
Мелисса сказала, что я могу не беспокоиться и не приезжать сегодня («Я знаю теперь, как все это работает, – знаю, где туалеты и лучшие журналы…»), но я напоминаю ей «Конвенцию викингов. Протокол II». А именно соглашение о том, что мы будем рядом друг с другом несмотря ни на что – готовы ли мы попросить о помощи или нет[49].
Я также знаю, что если бы я сейчас находилась на ее месте, то, будучи честной сама с собой, мне хотелось бы видеть кого-то рядом со мной. И я могу это ей предоставить, как находясь рядом физически, так и эмоционально, как выражаются в сообществе самопомощи. От последнего определения меня немного тошнит, но лишь слегка. Так что, вы знаете, в этом тоже есть прогресс. Вчера рядом с ней был папа, а на прошлые выходные мы были все вместе. Оказалось, что дети обожают проводить время с дедушкой и смешной тетей Мелиссой. Как и я. Мы с отцом составили график выгула собак и уборки в доме Мелиссы, и в некоторые дни наше расписание пересекается, чтобы мы могли больше времени проводить вместе. Мы даже поговорили – по-настоящему поговорили – о маме. О том, что он чувствовал и что чувствовала я, хотя и не показывала этого. Это было великолепно. Жаль, что я раньше не попыталась. И я жалею об упущенном времени и о тех посиделках, которые мы могли бы провести раньше. Но сейчас не следует укорять себя. «Никогда не сожалейте о сказанном или сделанном», – вспоминаю я слова Инге. Вместо этого я планирую стать лучше. Начиная с этого момента.
Мимо меня по больничному коридору проходит вечно шмыгающая носом женщина с красными щеками, и мы обмениваемся легкими, сдержанными улыбками – как истинные англичане, которые иногда встречают друг друга на пути, но еще не были формально представлены друг другу и довели искусство приветствия до совершенства. Потом я осматриваю палату в поисках сестры.
Я беспокоюсь о том, что не узнаю ее. Беспокоюсь о том, что мое выражение лица выдаст меня прежде, чем я уверю ее в том, что она до сих пор выглядит как обычно.
Предыдущий этап терапии взял свое, и она описывала, как ее окутывал туман от «химического прочищения мозгов». В последний раз Мелисса сказала, что не может терпеть запах помойки, и ее вырвало, когда она попыталась опустошить посудомойку, которую я ей подарила. («Прямо на чистые тарелки?» – не могла удержаться я от вопроса, на что она ответила: «Боюсь, что да…») Теперь моей закаленной и выносливой сестре требуется помощник, опустошающий ее мусорное ведро, прежде чем оно достигнет «уровня блевоты», и она снова моет посуду руками.