— Я спрашивал себя: не ошибся ли я снова, не поспешил ли с выбором, не влюбился ли в женщину, которая не сможет и не захочет разделить мой образ жизни и принять меня таким, какой я есть.
— Наверное, я это заслужила. В ту пору я искренне полагала, что карьера и впрямь важнее всего на свете, — виновато произнесла Карен.
— Да-а, с тобой приходилось непросто, — протянул Майлз. — На первый взгляд тебя вполне устраивало отсутствие каких бы то ни было взаимных обязательств…
— Это только на первый взгляд. Месяцы шли, и на сердце у меня становилось все тяжелее. Я думала, что ты совсем не склонен «приручаться».
Майлз коснулся обручального кольца у нее на пальце.
— Глупо, правда? А я то же самое думал про тебя. Ты ведь простишь мне?
Карен всхлипнула и смахнула с глаз непрошеные слезинки.
— Но когда подвернулась возможность привязать тебя к себе несокрушимыми узами, я не смог ей противиться. И понял почему. Я и помыслить не мог о жизни без тебя, хотя и не был уверен, сойдемся ли мы характерами. Эта неодолимая потребность даже заглушила страх того, как повторный брак скажется на Дике. Так что мальчик тут вообще ни при чем: я сделал предложение не ради Дика, а ради тебя самой.
От изумления Карен не находила слов.
— Знаю, о чем ты думаешь: невзирая на опасения, брак сложился на редкость удачно, так почему я не заговорил о своей любви раньше? Но я по-прежнему сомневался…
— Что на этот раз?
— В первую же ночь нашего медового месяца я убедился, как много для тебя значат наши малыши. И подумал: вот она снова от меня ускользает в свой собственный, закрытый для меня мир — только теперь виной не работа, а дети. Я чувствовал себя лишним. Я видел: в мыслях у тебя только двойняшки, а все остальное — так, сопутствующие обстоятельства, с которыми волей-неволей приходится мириться.
Карен не сдержала слез.
— Родная моя, не надо! — Майлз обнял жену за плечи и поцеловал ее в макушку. — Я любил тебя, люблю и буду любить. И любовь эта не становилась меньше ни на йоту оттого, что ты выглядела грузной и усталой, зато держалась так храбро. Как я тобой восхищался!
— Я уходила в себя только потому, что сомневалась в твоих чувствах… Боже, что за недоразумение! — еще горше зарыдала она.
— И во всем виноват только я, — удрученно отозвался Майлз, поцелуем осушая ее слезы. — Карен, ты вернула мне веру, ты моя радость, моя помощница, моя желанная возлюбленная. Я все равно собирался сказать тебе об этом сегодня — и принять последствия, каковы бы они ни были. Потому что не мог позволить тебе пройти через это, не зная о моих чувствах, пусть даже и неразделенных. Однако судьба распорядились по-своему.