* * *
Солнце еще только поднялось над деревьями, и до поселка оставалось чуть больше десяти километров, когда идущий перед нами бэтр[24] содрогнулся от попадания реактивной гранаты. Многотонная машина потеряла ход и, снеся бетонный столб на обочине, замерла, не подавая признаков жизни. Из зеленки[25] справа раздались новые хлопки, и мы с Тёмой, понимая, что счет пошел на секунды, спрыгнули с брони на дорогу и тут же залегли, шаря стволами по ближайшим деревьям.
– Третий, как я! Второй, что там у вас?! – рявкнул наушник голосом взводного, и первая машина, завершив короткий маневр, ударила из спарки по позициям гранатометчиков.
Длинно загрохотал пулемет «третьего», сухо звякнули гильзы, и машина, повернув на сорок пять градусов к лесу, поползла вперед, ставя перед нами дымовую завесу.
Из-за деревьев раздались крики. Духи ответили автоматным огнем, пули бессильно ударили по броне, и я тут же выпустил три короткие очереди по голосам. Рядом грохнул автомат приятеля, и мы, прикрываясь завесой, синхронно вскочили на ноги и быстро ушли за броню.
– Второй! Второй! – не унималась в ухе гарнитура, когда ребята второго отделения наконец очнулись.
– Три двухсотых у нас… – из подбитой машины хмурым голосом отчитался Сашка Ионов. – Задымление. Выходим. Прикройте!
В «двойке» распахнулся десантный люк, но из неё вместо людей наружу вырвались сполохи черного дыма.
– Лег, быстро! – закричал Тёма и, кинув на плечо «Вихрь», рванул к разгорающемуся бэтру.
Я кивнул и последовал примеру товарища, понимая, что счет снова пошел на секунды…
«Сука!» – я открыл глаза, сел и с силой провел по лицу ладонями. Седьмой раз подряд – один и тот же сон! Или восьмой? Не помню… Зачем Система капает мне на мозги? Намекает, что я могу опоздать? Или это мое сознание выдергивает похожие моменты из жизни? В тот раз мы с Тёмой смогли вытащить всех выживших, и сейчас я тоже смогу… Если, конечно, когда-нибудь найду этот гребаный зал…
Сто пятидесятый день, а я по-прежнему все куда-то иду…
Пять долгих месяцев беготни по коридорам и залам с ежесекундной угрозой подохнуть сотней самых разнообразных способов. Я не представляю, кто бы это выдержал в здравом рассудке.
Первые пару месяцев меня ломало от безысходности. Я выл ночами, проклинал Ракота и этот долбанный лабиринт, но в какой-то момент решил для себя, что это испытание – плата. Плата за то, чтобы остаться. Не знаю, как, но просто так в Арконе ничего не случается. Вопрос только в том, как долго мне придется платить.
Как же дорого обходятся мне женщины, которые нравятся. Одна предала, другая пытала, третья убила… Что со мной не так? И откуда вообще взялось это необъяснимое влечение к Кильфате? Может быть, это не мои чувства, а так решила за меня Мать? Кильфата ей чем-то ближе? Или… Или это Система припомнила мне ту странную клятву? Я же тогда поклялся, что не буду носить тяжелую броню ради понравившейся мне богини и в надежде, что ей понадобится моя служба. Дошутился, блин, идиот! Могла Система подправить мне мозги соответствующим образом? Наверное… Там и подправлять-то было не нужно.