— А вы, Сколт, никак оскверненных покрываете? — выступил вперед один из храмовников, рослый и молодой. Айрис ощутила на себе его жадный взгляд, как будто она была очень ценным призом в их беспощадной игре.
— Она чиста, — повторил патер уверенно. — Если нужно, я принесу клятву. И она принесет.
— Носители скверны сплошь и рядом дают лживые клятвы, — ухмыльнулся храмовник, продолжая ощупывать Айрис взглядом жгуче-черных глаз. — Может, и вы, патер, носите в себе дар Проклятых?
— Ничуть. — В голосе патера уверенности поубавилось, но он по-прежнему не сходил с места. — Но я не понимаю, с чего вы взяли, что жена барона Ревельшона, мать единственного наследника, осквернена?
— Нам донесли, что на ней одежда Проклятых. С дороги, патер Сколт, если не хотите в мешок.
«Ох, мама… ну зачем, зачем…»
Айрис уронила лицо в ладони.
Затем, почувствовав легкое прикосновение к плечу, подняла голову. Патер Сколт смотрел на нее, щека его дергалась, а рот скривился так, словно что-то безжалостно, рыболовными крючками, тянуло губы в разные стороны. Гримаса смерти.
— Простите меня, — сказал он, — я ничего не могу сделать.
— Я понимаю, — прошептала Айрис, — и вы… простите меня, дуру.
Потом она медленно поднялась и посмотрела на храмовников.
— Я добровольно пойду с вами. Я рассчитываю на справедливый суд.
Потом ее бесцеремонно выволокли из-за стола, вытащили на улицу и повели к храму. Ну, как повели… Ноги ее не слушались.
«Мама, зачем ты убила меня?»
Айрис не плакала, отчего-то слез не было. В мыслях она прижимала к себе своего славного малыша. Ей ведь дадут увидеться с ним еще раз? Последний?
* * *
Нет никакого справедливого суда. Нет никакого суда вообще. И Двуединого тоже нет.
Обрывки мыслей беспомощно болтались в совершенно пустой голове.
Айрис приволокли в подземелье храма, содрали одежду, уделив самое пристальное внимание злополучной рубашке, и так и оставили, совершенно голой, связав за локти у каменного столба.
Ну и что, что без одежды. Всем наплевать.
Они все равно смотрят на нее как на труп, разлагающийся и смердящий. Никто даже голыми руками не касался, только в толстых войлочных рукавицах.
Айрис не знала, сколько часов она простояла вот так, у столба. Рук своих она уже не чувствовала, ног тоже. Тело напиталось холодом.
Похоже, вот и все. А потом ее муж, счастливый вдовец Рато Ревельшон, женится еще раз. Остается только молиться, чтобы Маараш, добрая женщина, не бросила маленького, вырастила его.
Но кому молиться-то? Двуединый — это не более чем красивая сказка для дураков.
И Айрис услышала сухой надтреснутый смех. Оказывается, смеялась сама она.