Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура

Людовик VI (1108–1137). Он унаследовал от своего отца высокий рост и тучность, которая уже в XII в. доставила ему прозвание Толстого. Он был чувствен и жаден, как Филипп I. Но все современники единодушно восхваляли его мягкость, гуманность, приветливость по отношению ко всякому человеку и особого рода искренность или естественное добродушие, которое они называли его простотой. Эта мягкость характера обнаруживалась особенно в его отношениях к членам семьи. Он был превосходным сыном, и это было тем похвальнее, что его отцом был Филипп I, а мачехой — Бертрада Монфорская. Врожденное благородство заставляло его обычно нападать открыто, презирать хитрость и коварство. Самой заметной чертой этого рыцарского характера, которую Сугерий с явным предпочтением выдвигает вперед в своей истории, была неутомимая энергия, пылкое мужество, иногда даже безрассудная смелость солдата. Действительно, Людовик Толстый был прежде всего воином. Он был всецело поглощен своей военной деятельностью до той минуты, когда, добившись почти полного успеха и ослабленный телесными немощами, счел возможным наконец дать себе отдых, которго раньше никогда не знал. Но и после этого он не переставал воевать до последних лет своей жизни: лишь в 1135 г. он сжег свой последний замок.

Завоевание Французского герцогства. Людовик принялся за это трудное дело в 1100 г., тотчас после того, как был облечен королевской властью. С первых же шагов он зарекомендовал себя не как защитник королевских интересов, миссия которого — охранять права монархии от хищений и бесчинств феодалов, а как покровитель слабых и угнетенных, и в особенности как мститель за клириков и монахов, ограбленных светскими владельцами. Эту роль верховного судьи и охранителя церковного имущества Капетинги теоретически присваивали себе постоянно, с первой минуты своего воцарения. Но Людовик Толстый чаще и с большей настойчивостью, чем кто-либо из его предшественников, провозглашал во вступлениях к своим грамотам, что короли должны защищать угнетаемую церковь. Ту же мысль повторяет и Сугерий на каждой странице своей истории. Он не находит достаточно сильных выражений для похвалы тому, кто первый сумел исполнить долг короля и подвергнуть гонителей духовенства каре, соответствующей их беззакониям.