Пришлось аккуратно, протискиваясь через елки в стороне от тропинки, обойти его и прицельно пнуть в выставленный зад лапой. Ну упс, я медведь, а не кошка и когти втягивать не умею. Зато намек получился более чем прозрачный.
— О, великая мать! Я понял! Я понял!
Ну слава тебе господи. Надеюсь, он понял то, что надо, а не то, что себе придумал. Щас еще раз пну, чтобы точно быть уверенной, и…
— О, великая мать!
Тьфу, заело. Какая я тебе мать, дядя? Ты старше меня раза в два, и вообще несимпатичный. Я отказываюсь рожать таких детей.
Ружье незваный названый сыночка даже не пытался поднять с земли. Я его надежно в траву зафутболила для верности, но это даже не обязательно было делать. А вот попытку индейца прямым ходом рвануть к берегу, забраться в лодку и усвистать отсюда со скоростью света пришлось пресечь.
Ишь, шустрый. Если он сейчас удерет отсюда на плавсредстве, то остальные два вредителя поневоле останутся портить мне нервы. Не, несогласная я. Загнанный в угол белый охотник опасен. Особенно с помощником. Вот если в попытке вытащить с острова шефа два его подчиненных слегка прибьют ретивого дельца — тогда я ничего против не имею. Но это слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой.
Надо все самой, самой.
— Р-ры! — Еще один повелительный жест в сторону хижины и красноречиво оттопыренные два когтя. Вот зараза, мелкая моторика в медвежьем исполнении — это трудно. — Р-р-рыть! — И такое движение лапой сделала, словно мусор в море сметаю. Потыкала в индейца, еще раз показала два когтя, потыкала в сторону зимовки… смела мусор. Понял, нет? Или еще повторить?
— О, великая мать! Тьфу.
Полчаса спустя я доволокла свой груз до пещеры и с облегченным выдохом свалила его прямо на землю. Хозяйственная утварь и прочие полезные вещи лязгнули в мешке друг о друга с такой громкостью, что уши поневоле прижались к черепу. Ыть!
Осторожнее бы надо быть. Но я так зла, что раздражение готова сорвать на чем угодно, и хорошо, что под руки, то есть под лапы, попалась именно неодушевленная часть моего будущего хозяйства.
На шум из пещеры выскочил Айвен. Вытаращился на меня квадратными глазами. Смотрел то на мешок, из которого воинственно торчало весло, то на мою грозную стойку лапы в боки над добычей.
Ну и? Что тут смешного? Нервный какой. И вообще, в его состоянии столько ржать вредно. И нездорово. Кстати! Как там с его ранами? С утра они выглядели хорошо поджившими, я еще подумала о ненормально быстрой регенерации и волшебной силе медвежьей слюны. Но по здравом размышлении засомневалась — вряд ли у меня в пасти притаился госпиталь с антибиотиками. Значит… вон как шустро шмыгает в нору и обратно, забыл уже и про голову свою ушибленную, и про руку простреленную. И ребра явно не беспокоят. Так не должно быть, заживающие раны все равно болят, я на своем опыте это прекрасно знаю. Не зря же все детство и отрочество по лесам в компании таких же отмороженных юных натуралистов прошлындрала.