— Нет же отец, ты не понимаешь! Ты…
— И речи быть не может! — почти в полный голос прервал его разъяренный Брэндон, сделав свой извечный жест ладонью, который Дейв так не любил с самого детства. Ребром ладони следопыт как бы рубил невидимую нить — этот жест в его исполнении означал конец любого спора с участием Брэндона и еще его убежденность в принятом решении. Этим жестом Брэндон как-то выразил перед женой серьезность своего намерения переехать из Холлбрука в Вельд, о котором неоднократно впоследствии жалел. Увидев этот жест, Дейв тут же умолк, не смея отцу перечить, внешне он остался таким же спокойным, внутри него, однако, пылало пламя.
Тем временем жеребец ходил вокруг Шарля, нарезая круги медленно, как хищник, убежденный в том, что добыча никуда не денется от него, но вместе с тем и с любопытством. Изредка он фыркал и бил копытом, его налитый кровью глаз все время смотрел на ученого, а тот, как завороженный, смотрел на него в ответ. Повторялась история со змеей и пещерой, только в этот раз драконом был жеребец, а чтобы уложить его понадобился бы по меньшей мере ручной слон или артиллерийский залп. На своей стороне Шарль имел только две винтовки, одна из которых была подслеповатой, но надежной, а вторая — била без промаха, но иногда стреляла сама. Так получилось, что в этот ответственный момент винтовки решили рассориться.
Возможно, все и обошлось бы, если бы Шарль не был Шарлем и молча ждал помощи, но он почему-то решил, что помощь ему не нужна. Молодой Тюффон, как у него часто случалось, вдруг почувствовал связь между собой и жеребцом, вера в нее заставила его подняться на ноги и двинуться по направлению к зверю. Белый гигант остановился и недоверчиво фыркнул. Казалось, он не мог поверить в такую наглость от разряженной в одежды мартышки, было преклонившейся перед его величием как подобает, но отчего-то дерзнувшей восстать. Он как раз думал над тем, что ему сделать: помиловать или казнить, а эта моська посмела встать и теперь направилась к нему. Что, интересно, захотела она сделать? Уж не прикоснутся ли к его прекрасной белой коже? Нет, она не посмеет или…
Шарль протянул руку перед собой, спустя шаг она коснулась чего-то мягкого, влажного и горячего. Этим чем-то была шея жеребца, взмыленная солнцепеком. В мгновение ока очнувшись от прикосновения, зверь встал на дыбы и принялся молотить передними ногами воздух перед собой, первым же ударом он опрокинул Шарля навзничь. Ученый отлетел от коня с той же скоростью, с которой пушка исторгает ядра из своего железного нутра. Он потерял сознание от боли, его рука превратилась в кровавое месиво, в нем смешались лопнувшая кожа, плоть, остатки раздробленной кости и рукав его рубашки. Почти сразу же грянул выстрел, пуля вошла зверю в грудь, но увязла в толстой кости. Ранить его было все равно что пролить кровь в молоко, — белая кожа окрасилась багрянцем.