Жеребец взвыл, однако вместо того, чтобы броситься прочь, подальше от источника боли, он, опьяненный ею, бросился на своего обидчика. Куда больше его ярости способствовала не боль, но уязвленное самолюбие повелителя прерий. Ведь прежде его право было неоспоримым, а теперь все самки услышали его вопль. Он не мог простить себе слабость и из-за этого ненавидел врага еще больше. Страх сковал несчастного Дейва, бросившегося на помощь своему другу и кумиру вопреки воле отца. Видя мчащегося во весь отпор к себе жеребца, он не смог даже закричать, не говоря уже о том, чтобы отскочить в сторону. Есть что-то гипнотическое в том, как смерть приближается к тебе спереди, заведомо возвещая о своем прибытии, но не как обычно вероломно и исподтишка. Мечтая быть рыцарем, Дейв умер рыцарем, он стал героем в последние минуты своей жизни, к сожалению, в реальном мире герои надолго не задерживаются.
Тщетно Брэндон кричал, его сын был уже не жилец в тот момент, когда спустил курок, он умер еще раньше, когда ослушался запрета отца и отправился Шарлю на помощь. Но человек не может просто взять и поверить в то, что все кончено, не может просто смириться с тем, что нечто ему дорогое, долгое время определявшее его жизнь, его ожидания, надежды и его лишения, просто исчезнет, лопнув, как мыльный пузырь, развеявшись в воздухе, не оставив и следа после себя. Второй выстрел перебил мерный стук копыт набравшего скорость жеребца, он же остановил и стук его сердца. Брэндон не промахнулся, кровь вновь пролилась в молоко. После этого второго выстрела заржал весь табун. Казалось, лошади обезумели, но не решались приближаться, часть из них носила жеребят под чревом, часть — еще надеялась зачать, и вот теперь все эти надежды рушились прямо на их глазах. Вожак сделал несколько неуверенных шагов, прежде чем упасть и затихнуть, он испустил свой последний вздох еще до того, как его дважды продырявленная грудь коснулась травы. Удивленный взгляд жеребца продолжал смотреть в небо и после его смерти, он словно спрашивал, как же так? Как мог я умереть на пике сил? И отчего?! От какой-то мартышки и выдуманной ею из-за громыхающей палки? Порох и патроны, — грязный трюк! Едва ли конь понял причину, по которой ушел из жизни куда раньше, чем рассчитывал.
Но громче всего в тот день, даже перекрикивая лошадиное ржание, кричал Брэндон. Слезы катились по его морщинистым щекам, изголодавшимся по влаге, впервые за тридцать лет он плакал, нет, рыдал, а где-то далеко-далеко, в оставленном позади Чертополохе у его жены кольнуло сердце, и она с тревогой уставилась в безграничную даль степей за окном их лачуги. Только что несчастная женщина порезалась о лезвие ножа, чистя последнюю картофелину из скудных запасов овощей, которые еще оставались у них в доме.