Душегуб сглотнул. Он хотел было что-то ответить, но ему свело горло, рыжий, заметив это, рассмеялся.
— А чего-то это ты такой бледный, скажи? — спросил он. — Неужто виселица тебе не мила, дорогой?! Ха! Бьюсь об заклад, хоть ты встань на колени, тебе даже шею не намылят. Перед петлей-то не так весело стоять, а? Не так, как у рычага, который врата ада открывает? — Крепись, братец, теперь ты с нами, — рыжий хлопнул его по плечу, — ты здоровый малый, так что крепись, дружище, и молись, что шея твоя крепче хомута, который они на тебя набросят!
Подняв связанные руки, душегуб нервно почесал кадык, и рыжий отвернулся, довольный произведенным эффектом. Вдруг послышался звук испражнения, вскоре от палача по эшафоту разошлась вонь. Рыжий посмотрел сначала на его сконфуженное лицо, потом на его потяжелевшие штаны, и сказал: — Ну, это ты зря, брат, навалил. Поспешил чуток! Я, может, воздухом подышать хотел перед смертью, а ты меня этой возможности лишил. Хотя, говорят ведь, перед смертью не надышишься, — уж наверное, из-за таких, как ты! Эх, не место тебе здесь, паря, не место… Но что поделать, что поделать…
— А мне говорили, что это в петле происходит! — пожаловался один клерк другому, учуяв запах.
Тот, зажав рябой нос, прогундосил в ответ: — Иногда и до, случается, как видишь… Черт побери, хотел ведь отгул взять! Ну навонял… — Слышишь меня, живодер! — обратился рябой к бывшему палачу, — тебя к плахе вообще нельзя было подпускать. Ты даже умереть нормально не можешь, куда ж тебе кончить-то кого-то? А так бы стал мясником и никому бы из нас не воняло. Подумай об этом, пока ждешь петли… С другой стороны, уверен, ты и в мясной лавке бы нашел способ отличиться!
Душегуб промолчал, рыжий прыснул со смеху, а мрачный каторжник следил тем временем за толпой, в которой что-то намечалось. Он переводил взгляд с одного лица на другое и иногда встречал в глазах овец знакомый лихой блеск шакалов. Шериф, проследив за его взглядом, тоже начал что-то замечать. Он подозвал к себе помощника и сказал ему что-то. Помощник, взяв с собой четырех констеблей, наскоро объяснился с ними, и законники пошли прочесывать толпу. Шериф же отослал еще одного человека, чтобы поторопил казнь. Если в толпе были разбойники, замышлявшие недоброе, их могла отпугнуть смерть, если же искали кого-то конкретного, и этот кто-то стоял сейчас на эшафоте, ожидая смерти, то чем быстрее этот кто-то умрет, тем лучше для всех жителей Чертополоха. Но шериф ошибся: в толпе действительно прятались разбойники, целая их банда, но не все ее члены, еще разбойники вскоре замаячили на крышах домов. Пришли они, однако, вовсе не за кем-то из бандитов, их лидера многие считали сумасшедшим, но и безумцы бывают привлекательны. А этот безумец отличался особенной харизмой. Его звали Падре, он объявил себя мессией, единственным истинным пророком Единого. Прознав о том, что здесь случилось отвратительное богу дело — пытки преступника не по закону, ужасная смерть, превысившая совершенную им вину — Падре направил свою паству в Чертополох, чтобы спасти одну единственную душу из петли.