Я записался на ночную работу. Крест присоединился ко мне, мы сели в фургон и снова погрузились во тьму. Лица детей на улице, освещенные голубоватым искусственным светом, казались плоскими, гладкими, лишенными индивидуальных черт. Когда видишь взрослого бродягу, старуху с мешками или мужчину с тележкой, сразу понимаешь, что перед тобой бездомный. С детьми и подростками из неблагополучных семей, которые бегут, спасаясь от жестокого обращения, и окунаются в мир наркомании, проституции и сумасшествия, все иначе. Они легче смешиваются с толпой, их трудно отличить от детей, просто бродящих по улицам.
Что бы ни говорилось на эту тему, бедственное положение взрослых бездомных сразу бросается в глаза. Вы можете отвернуться и пройти мимо, напоминая себе, что четвертак или доллар, которые вы им бросите, пойдет на выпивку или наркотики, но боль в душе все равно останется. Вы бросили в беде человеческое существо, и от этого никуда не деться. А дети почти невидимы, они сливаются с ночными улицами. Их можно проигнорировать, не испытав никаких неприятных ощущений.
Радио передавало что-то звонкое и ритмичное. Крест дал мне пачку телефонных карточек. Мы остановились на авеню Эй, в районе, известном своими героиновыми притонами. Я видел запавшие глаза, набухшие, исколотые вены. Началась обычная работа. Мы разговаривали, убеждали, слушали…
В четыре утра мы снова сели в фургон. Крест посмотрел в окно. Детей стало даже больше. Казалось, их порождает сама улица. Друг с другом мы последние несколько часов почти не общались.
— Надо съездить на похороны, — сказал Крест.
Я промолчал, боясь, что голос подведет меня.
— Ты когда-нибудь был здесь с ней? — продолжал он. — Видел ее лицо, когда она работала с детьми?
Я видел. И понимал, что Крест имеет в виду.
— Это нельзя подделать, Уилл.
— Хотелось бы верить.
— Тебе было хорошо с ней?
— Я чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Он кивнул:
— Это тоже не очень-то подделаешь.
— Тогда как все объяснить?
— Не знаю. — Крест включил зажигание. — Мы слишком полагаемся на свои головы. Неплохо бы иногда вспоминать и о сердце.
Я нахмурился:
— Звучит красиво, но я не уверен, что в этом есть какой-то смысл.
— Давай сформулируем это так: мы едем, чтобы почтить память той Шейлы, которую мы знали.
— Даже если все было ложью?
— Даже. Но возможно, мы что-то и узнаем. Лучше поймем то, что произошло здесь.
— Разве не ты сказал, что нам может не понравиться то, что мы узнаем?
— И в самом деле. — Крест поднял брови. — Какой же я молодец!
Я улыбнулся.
— Это наш долг перед ней, Уилл. Перед ее памятью.