В начале сентября 1921 года семейство Набоковых переехало из зеленого Груневальда (название с немецкого как раз и переводится: «Зеленый лес») в более оживленный район Вильмерсдорф, на Саксонскую улицу (Sächsische Str.), дом 67. Сейчас дом по этому адресу существует, но это уже совсем другое здание, да и нумерация поменялась: раньше 67-й дом располагался в другой части улицы.
Об уровне публичности Набоковых говорит тот факт, что короткое объявление о переезде – с новым адресом и номером телефона! – было опубликовано в «Руле» (выпуск от 6 сентября, пятая полоса). Этот шаг можно считать чем угодно, но не приданием себе излишней важности: Набоков, как один из безусловных лидеров русской эмиграции, подавал другим пример открытости и демократизма, и нет сведений, что публикация адреса нанесла ему или другим членам семьи какой-либо ущерб.
Квартиру Набоковы сняли огромную, которую себе позволить не могли, поэтому тут же нашли себе жильца, какого-то незаметного англичанина, занявшего две комнаты из шести. Владимир-младший и Сергей продолжали учиться в Англии, изредка наезжая в Берлин. Лена, Оля и Кирилл ходили в русскую школу, которую организовали энтузиасты-эмигранты (хотя старшей Ольге уже было 18). Елена Ивановна, как пишет Бойд, скучала по Лондону, но, конечно, у нее были и другие занятия в Берлине: среди прочего она занималась организацией фонда помощи голодающим в России.
Их дом, как и в Санкт-Петербурге, вновь стал центром культурной и общественной жизни. У Набоковых проводились вечера, они принимали гостей, среди которых были все знаменитости, оказывавшиеся в Берлине, включая Алексея Толстого (пока он еще сам не переехал в немецкую столицу), Сашу Черного, Константина Станиславского, Ольгу Книппер-Чехову и прочих звезд МХТ/МХАТ, а также видных политиков и ученых.
Николай (Николас) Набоков, композитор, племянник ВДН, ровесник своей двоюродной сестры Ольги, в своих мемуарах «Багаж» делает настолько точное и сравнительно компактное наблюдение о своих дяде, тете, кузинах и кузенах, что этот пассаж стоит привести полностью:
«У дяди Владимира в осанке, в манере говорить, во всем облике было что-то аристократическое; подобно другим либеральным русским дворянам своего времени, он был человеком светским, ироничным, слегка высокомерным, космополитом. Однако en famille[72] он становился веселым, забавным, неистощимым выдумщиком и рассказчиком.
Тетя Леля была совсем иной. Нервная, робкая, очень умная, она казалась сложнее и тоньше своего мужа. Непросто было завоевать ее дружбу.