Владимир Набоков, отец Владимира Набокова (Аросев) - страница 118

Три года спустя Набоков в Думе настоял на официальном расследовании участия армии и полиции в погромах в Белостоке и Вологде (о последнем известно очень мало, но он имел место – 1 мая 1906 года), в дальнейшем эти подозрения были подтверждены. Отдельно Набоков отчихвостил некоего ротмистра Пышкина, который отметился особо неблаговидным поведением при вологодских событиях (эта же фамилия – Пышкин – возникает в «Даре», когда Набоков-младший описывает некоего «отвратительно-маленького, почти портативного присяжного поверенного»).

И хотя глобально и это ни к чему не привело, российское еврейство отметило и оценило политическую и персональную отвагу В. Д. Набокова. Как писал «Руль» в статье о погребении Набокова[80], Союз русских евреев в Германии прислал на похороны венок с надписью «Благородному автору статьи “Кишиневская кровавая баня”, незабвенному В. Д. Набокову», – а меж тем после публикации к тому моменту прошло почти 19 лет.

Особое внимание Набоков уделял и делу Менделя Бейлиса – киевского еврея, обвиненного в убийстве 12-летнего Андрея Ющинского. Версию о ритуальном характере преступления поддерживали черносотенцы, крайне правые элементы общества и даже некоторые чиновники. Улики указывали на соседку мальчика, против Бейлиса не было фактически ничего, но следствие сделало главным подозреваемым именно его. Убийство произошло в марте 1911 года, процесс шел в течение октября 1913 года. Не в последнюю очередь благодаря широкому общественному (и международному!) резонансу Мендель Бейлис был оправдан и, отсидев больше двух лет в тюрьме, вышел на свободу (а через несколько месяцев и вообще уехал из России в Палестину).

В. Д. Набоков приехал на процесс в Киев вопреки сильной занятости. Он действовал как корреспондент газеты «Речь». Один из адвокатов Бейлиса, Оскар Грузенберг (единственный еврей среди защитников, его так часто и называли: «еврейский защитник»), рассказывал, что Набоков сетовал на обилие дел, но что-то подсказывало ему, что он должен отправиться в Киев. Набоков поехал в Киев не из симпатии к Бейлису, которого, естественно, не знал, а из ненависти к методам, к которым прибегала тогдашняя власть, к пресловутому «кровавому навету» – утверждениям, что некая группа людей совершает человеческие жертвоприношения (зачастую в виде убитых детей). И в соответствии со своими принципами правоведа и журналиста освещал процесс для «Речи». Трагикомический нюанс: за эти репортажи он даже был оштрафован! Никто так и не понял, за что именно.

А еще нередко публикуемые антисемитские карикатуры, где Набоков был непременным персонажем, выступая неким представителем еврейства…