Он обошёл здание и со стороны Таганского тупика нашёл служебный вход; возле двери курили двое немолодых рабочих сцены. Один из них присмотрелся к визитёру и спросил:
— Володя? Суржиков, ты что ли?
— Я, Петрович, я.
— Нешто вернуться решил?
— Да нет, был рядом по делам, вот и заглянул, — соврал Влад.
— Ну и правильно, — сердито сказал второй.
Он вообще всё делал сердито: курил, сплевывал, говорил, смотрел…
— Что, плохо дело? — спросил Суржиков сочувственно.
— … — понятно выразился сердитый.
Петрович добавил:
— Ты ж с этим, Скавронским, недолго проработал? Ну так вот, всё стало ещё хуже, чем когда он только пришёл. Нам-то, конечно, пофиг, наше дело тяжести таскать, но обидно, ведь какой театр был!
Все помолчали, затем Влад поинтересовался:
— Кучеров здесь?
— Эка вспомнил, — хмыкнул сердитый. — Давно ушёл, месяца через три после тебя и уволился, и на порог плюнул, уходя. Вот как его достало!
— И из Макбета процитировал ещё, сам знаешь, что это значит! — и Петрович с расстановкой, не хуже любого заправского актёра, проговорил: — «Я смею все, что смеет человек, и только зверь на большее способен!».
Суржиков понимающе покивал: по старинной театральной примете, за кулисами нельзя не только цитировать эту пьесу, но даже и название её произносить.
— Слушай, Володя, а ты сейчас где служишь? — спросил сердитый. — Может, так того… рабочие нужны? Ты ж нас знаешь, с таким опытом впору в режиссёры идти.
— Да нет, ребята, я ведь не в театре теперь. Представляете, работаю помощником у частного сыщика!
— Ни… себе! — энергично одобрил Петрович. — Нравится?
— Знаешь, оказывается — это моё! — и неожиданно для себя Суржиков понял, что сказал правду.
Вернувшись домой, Алекс немедленно сел за отчёт для клиента. Он писал, и перед его глазами вставало то удивлённое и какое-то детское лицо Казьмина, то рыжая шевелюра Шорна, то отвисшая брюзгливо нижняя губа Устименко. Наконец, он поставил последнюю точку, отправил текст в печатающее устройство и нажал кнопку на коммуникаторе:
— Господин Парсонс, добрый день, — сказал он, с удивлением наблюдая вокруг заказчика зелёную траву и какие-то клумбы, а вовсе не хрустящую чистоту больничной палаты. — Я готов передать вам отчёт. Расследование закончено.
— Даже так? — удивлённо приподнял брови Парсонс. — Очень хорошо. Жду вас… ну, скажем, через час в клинике.
— Я буду.
Отключившись, Верещагин понял, что хочет чаю, более того — не откажется от булки с маслом. А ещё — что организовывать всё вышеперечисленное придётся самому, потому как Аркадий отправился сдавать свой багаж туда, куда сдают его переезжающие с места на место домовые.