— Вот твоя тюрьма… По крайней мере пока. Здесь немножко сыро, но вспомни пленников в Аббатстве.
Эти слова, произнесенные ироническим тоном, не могли успокоить Курция.
— Тебе скоро дадут товарища, — сказали ему опять.
— Солероля? — спросил он, дрожа.
— Его.
Черный человек сделал знак своим товарищам, которые вышли из погреба, и сам пошел на ними, оставив в погребе Курция. Он услыхал, как заперлась дверь и как заскрипели запоры. Оставшись в темноте и в безмолвии, он начал размышлять, и мало-помалу к нему возвратилось хладнокровие.
— Может быть, я напрасно забыл поставить в моем письме точки и запятые, — пробормотал он.
Чтобы понять объяснение этой таинственной фразы, надо последовать за Машфером, это он выпачкал себе лицо и продиктовал письмо. Брюле ждал его, сидя на пороге мельницы.
— Вот письмо, — сказал ему Машфер.
— Его надо нести в Солэй?
— Да, но не надо появляться там раньше, чем наступит ночь, чтобы создалось впечатление, будто ты воротился из Оксерра.
— Это гораздо лучше, потому что вечером Солероль всегда пьян и Сцевола также, а когда Солероль пьян, то он сердится.
— И ты думаешь, что он поедет, когда рассердится?
— Сейчас же, говоря, что он хочет всех расстрелять.
— Прекрасно! Но так как он не может ехать верхом, то как же он это сделает?
— У него есть старая карета, в нее запрягут трех лошадей и поскачут к Оксерру.
— Ты ручаешься за это?
— О! Как будто бы уже Солероль был у нас в руках.
— Где ты назначаешь нам свидание?
— На том самом месте, где Заяц напал на Курция. Он вас отведет.
Брюле закурил трубку, взял ружье и ушел.
— Я успею еще и убить зайца, — сказал он сам себе.
И в самом деле, фермер пошел дальнею дорогою, убил зайца и двух бекасов и пришел в Солэй гораздо позже сумерек. Он не ошибся: Солероль и Сцевола плотно поужинали и сделали честь погребу замка; они были пьяны, и Солероль сделался откровенен. Он курил у камина в большой зале, где был накрыт стол. Солероль говорил:
— Видишь ли, мой бедный Сцевола, женщины, если все сообразить, погибель для мужчин. Не счастливее ли мы после отъезда моей жены?
— Да. Но ты слишком часто говоришь о Лукреции.
— Лукреция! Лукреция! — пробормотал Солероль, и глаза его засверкали.
— Поверь мне, давай не будем говорить о ней сегодня.
— Почему так?
— Потому что у нас есть другое дело.
— Ты думаешь?
— А роялисты?
— Ах, да!
— Ты о них забыл?
— Нет, я их всех перевешаю.
— Я нахожу, что Курций слишком долго не возвращается из Оксерра.
— Он говорил речь.
— На это ты можешь рассчитывать.
— Муниципалитет задал ему пиршество…
— И он напился…
— Совсем нет, граждане, — сказал голос на пороге залы. Это пришел Брюле.