Публикола поместился под бочкой и открыл кран. Он пил и пил — так долго, что наконец приметил, что пьян. Трепещущею рукою закрыл он кран, потом хотел встать и идти, но ноги отказывались ему служить, потом, становясь все более философом, он сделал размышление, что сон — друг человека и что, когда спишь, не нужно видеть. Затем он задул свечу, и в погребе сделалась темнота. Через десять минут, лежа на спине, Публикола храпел. Но записные пьяницы никогда не бывають пьяны долго. Через четыре часа Публикола проснулся, холодный воздух дул ему в лицо, луч света следовал за воздухом. Погреб имел узкую отдушину наравне с землею; в эту-то отдушину врывался зимний ветер и тот светлый лунный луч, который так сердил Машфера.
Публикола встал, подошел к отдушине, приподнялся на цыпочки и посмотрел: отдушина выходила на двор, и Публикола, у которого были зоркие глаза, приметил, что двор полон людей; особенно одна лошадь привлекла его внимание; люди с ружьями окружали ее. На этой лошади была корзина, колебания которой заставили бы отгадать, что в ней лежит живое существо, даже если бы не слышались заглушаемые стенания, невнятные звуки, обнаруживавшие сильное бешенство. Публикола, у которого был тонкий слух, узнал голос Солероля, заглушаемый кляпом. Первым движением Публиколы было вскрикнуть, но этот крик был так слаб, что он не вышел из погреба, и вооруженные люди, окружавшие лошадь, не слыхали его. Второе движение было более обдуманное и внушено благоразумием и здравым смыслом. Публикола сказал себе: «Я заперт, и мне будет трудно выбить дверь погреба… Потом, если мне и удалось бы, что могу я сделать один против всех этих людей, вооруженных с головы до ног? Я дам себя убить за генерала совершенно понапрасну. Лучше остаться спокойным…»
И с этим рассуждением, исполненным благоразумия, Публикола не пошевелился. Только оставаясь неподвижно у отдушины, он внимательно рассматривал и слушал. Он слышал, как Машфер отдавал последние приказания Брюле, которого сделал губернатором Солэйского замка; потом он видел, как небольшая группа вышла из замка и увела пленника, бригадного начальника Солероля. Тогда Публикола сказал себе:
— Я не понимал вчера, почему Брюле, который был предан нам, убил Сцеволу, хотел убить Солероля. Теперь понимаю: Брюле был подкуплен роялистами. Надо посмотреть…
За этим размышлением Публикола, руководимый лунным лучом, воротился к бочке вина, а потом лег спать. Публикола не ужинал, но известно, что пьяницы никогда не бывают голодны, в силу пословицы, которая служит под пару пословице: «Кто спит, тот обедает» — «Кто пьет, тому не нужно есть».